"Генри Джеймс. Вашингтонская площадь" - читать интересную книгу автора

- Так считает Артур, а Артур его знает.
- Нет, нет, не говори ему, - умоляюще прошептала Кэтрин.
- Не говорить ему, что он важничает? Да я ему это десять раз говорила!
Услышав о подобном бесстрашии, Кэтрин изумленно поглядела на свою
крошку кузину. Наверное, решила она, Мэриан потому столь смела, что
выходит замуж. Кэтрин тут же подумала, что и от нее, наверное, тоже будут
ожидать таких подвигов, когда она станет невестой.
Полчаса спустя она увидела тетю Пенимен, которая сидела у окна и
рассматривала гостей, склонив голову набок и приставив к глазам золотую
лорнетку. Перед ней, спиной к Кэтрин и слегка нагнувшись к миссис Пенимен,
стоял какой-то джентльмен. Кэтрин сразу узнала этого джентльмена, хотя
прежде не видела его со спины: покидая ее по требованию Мэриан, он
отступил по всем правилам вежливости, пятясь. Теперь Морис Таунзенд (имя
уже казалось ей знакомым, как будто эти полчаса кто-то непрестанно
повторял его) делился с ее теткой своими впечатлениями о вечере, как
прежде делился ими с Кэтрин; он говорил что-то остроумное, и миссис
Пенимен одобрительно улыбалась. Увидев их, Кэтрин тотчас отвернулась: ей
не хотелось, чтобы он оглянулся и заметил ее. Но эта сценка доставила ей
удовольствие. Видя, как он разговаривает с миссис Пенимен (с которой и
сама она, живя с ней под одной крышей, говорила ежедневно), Кэтрин
чувствовала, что это как бы приближает к ней молодого человека, а глядеть
на него со стороны было даже приятнее, чем если бы он осыпал любезностями
ее самое; к тому же миссис Пенимен явно благоволила к нему и не
шокировалась его замечаниями; девушка воспринимала это почти как личную
победу, ибо тетушка Лавиния предъявляла очень высокие требования к людям,
и не мудрено: требовательность она, можно сказать, унаследовала от
покойного мужа, бывшего - по уверениям миссис Пенимен - поистине
гениальным собеседником. Один из "маленьких" Олмондов (так Кэтрин называла
своих кузенов) пригласил нашу героиню на кадриль, и с четверть часа она
была занята - во всяком случае, ноги ее были заняты. На этот раз голова у
нее от танца не кружилась; напротив, была ясна. Завершив тур, Кэтрин
очутилась в толпе гостей, лицом к лицу со своим отцом.
Доктору Слоуперу несвойственно было улыбаться во весь рот - он улыбался
слегка; и сейчас легкая улыбка искрилась в его ясных глазах и играла на
его чисто выбритом лице, когда он оглядывал пунцовое платье дочери.
- Возможно ли, что эта величественная особа - моя собственная дочь? -
произнес он.
Если бы доктору сказали, что за всю свою жизнь он ни разу не обратился
к дочери иначе как в иронической форме, он бы очень удивился; тем не менее
в ином тоне он с ней не разговаривал. Кэтрин радовало любое обращение
отца, однако радость свою ей приходилось ткать самой, и при этом всегда
оставались еще какие-то воздушные нити иронии, слишком тонкие для ее рук;
будучи не в состоянии оценить и использовать их, Кэтрин грустила о своей
ограниченности, жалела, что приходится выкидывать такие ценности на ветер,
и надеялась только, что ветер отнесет их в подходящее место и они все же
приложатся к мудрости человечества.
- Вовсе я не величественная, - кротко сказала она, раскаиваясь, что
надела это платье.
- У тебя вид великолепной, роскошной, богатой женщины, - возразил ей
отец. - Женщины, которая имеет восемьдесят тысяч в год.