"Элоиза Джеймс. Роман на Рождество" - читать интересную книгу автора

мне в течение часа не удастся уговорить Вильерса выпить воды, то я сам
привезу к нему свою жену. Согласны?
- Да, ваша светлость, - с глубоким поклоном ответил камердинер.
За несколько недель, прошедших со времени впечатляющего появления
Вильерса на приеме у Джеммы, он ужасно переменился - глаза глубоко запали,
обтянутые кожей скулы горели болезненным румянцем, казавшимся еще ярче из-за
смертельной бледности, разлившейся по лицу несчастного.
Бомон прошел вперед, к кровати раненого, стянул с плеч плащ и бросил
его, не глядя, спешившему за ним лакею. Вильерс держал в руке ладью и что-то
бормотал. Прислушавшись, Бомон понял, что речь идет о ферзевой пешке.
- Я сделаю все, что в моих силах, - сказал он Финчли. Но как поговорить
с Вильерсом, если в комнате столько посторонних - лакей, смачивавший
больному холодной водой лоб, Финчли, с волнением ожидавший дальнейших
действий, и экономка, которая с любопытством наблюдала за происходящим со
ступенек лестницы? - Прошу оставить нас с герцогом наедине, - добавил Бомон.
Финчли попытался что-то возразить, но Элайджа бросил на него взгляд,
которым он обычно осаживал не в меру упрямых законодателей в палате лордов,
и камердинер осекся.
Когда слуги вышли, Бомон подвинул стул к кровати и сел.
- Послушайте, Вильерс, - позвал он. Сколько-нибудь заметной реакции не
было.
- Ваша светлость! Вильерс! - сказал Бомон громче.
- Белую королеву окружают... - отчетливо произнес Вильерс и помахал
своей ладьей, даже не глядя в сторону гостя.
Элайджа взял стакан с водой и хотел поднести его к губам герцога, но
едва не выронил - Вильерс попал по нему своей шахматной фигурой.
- Окружают... - прохрипел он, и его речь снова превратилась в невнятное
бормотание.
Пожалуй, ему не выкарабкаться, подумал Бомон. Ах, Вильерс, Вильерс...
Они уже много лет фактически не разговаривали... Но разве можно забыть, что
этот светский хлыщ на самом деле тот Леопольд, Лео, которого Элайджа знал и
любил столько лет?! Несчастный больной со спутанными, влажными от пота
волосами, красными, воспаленными глазами, и есть дорогой Лео, первый человек
на свете, ставший ему другом...
Бомон отставил стакан и выхватил у Вильерса ладью. Это не осталось
незамеченным - больной открыл глаза и сказал:
- Черные в безнадежном положении, они не могут объявить белым шах.
- Леопольд, я пришел сыграть с вами, - проговорил Элайджа, используя
самые властные нотки из своего арсенала.
Вильерс попытался снова завладеть ладьей.
- Это моя фигура, - отстранил его руку Бомон. - Разве вы не помните,
что я всегда играл белыми?
Вильерс впервые перевел взгляд на гостя.
- Кто вы? - спросил он.
- Я - Элайджа.
- Элайджа... - повторил больной как во сне. - Нет, не может быть!
Элайджа теперь герцог, и жена у него герцогиня.
- Вы тоже герцог, - твердо продолжал Бомон. - И я пришел сыграть с вами
в шахматы.
Вильерс попытался приподняться на подушках, и Бомон ему помог.