"Зое Дженни. Комната из цветочной пыльцы " - читать интересную книгу автора

Поэтому неудивительно, сказала она, что местные так далеки от реальной
жизни. Алоис за ужином молчал, только один раз они с Люси перекинулись
несколькими резкими фразами, из которых я поняла, что речь шла о какой-то
статье в газете, рассердившей его. Во время разговора он напряженно смотрел
или в свою тарелку, или через голову Люси на экран телевизора. Люси и Алоис
общались на своем собственном языке, состоящем из непонятных мне странных
слов и птичьих звуков, - на таком языке, должно быть, разговаривают люди,
которые все время проводят вдвоем и почти не общаются с внешним миром. Они
говорили, а я смотрела на картины, висевшие на стене напротив друг друга. На
обеих было изображено дерево, расколотое ударом молнии; краски светились, и
от этого через некоторое время начинали болеть глаза. В правом нижнем углу
стояла еле заметная подпись Алоиса. Кроме стола, за которым мы сидели, и
дивана, слишком просторного для двух человек, в комнате ничего не было. Нишу
в каменной стене раньше, скорее всего, занимала фигура Мадонны; сейчас на ее
месте была пузатая ваза и пара детской обуви, крошечные голубые туфельки.
Люси заметила, что я с любопытством рассматриваю туфли. Она объяснила, что
купила их для меня в городе в первую же неделю после переезда сюда. А потом
забыла отправить. Но сейчас они будут слегка жать, заметила она, с усмешкой
глядя на мои далеко не миниатюрные ступни.

Моя комната располагалась на верхнем этаже и походила на остальные
комнаты, такие унылые и необжитые, как будто они боялись выдать, что в них
обитали люди. Я легла спать, но заснуть не могла, и только тогда я обратила
внимание на картину, висевшую на стене перед кроватью: расколотое молнией
дерево - тот же мотив, что и на картинах в столовой. Я повернулась на бок и
попыталась закрыть глаза, но напрасно. Я не могла не смотреть на эту
картину. По стволу пролегла трещина, и из нее лучилась сердцевина дерева.
Совершенно реалистическое изображение, и при этом с растительным и
геометрическим орнаментом. Мазки были настолько плотные, что краска
отставала от холста. Цвета были резкие, колкие, и воздух вибрировал от них,
как от запредельно высокого звука, неслышного, но действующего на нервы.
Воздух в комнате был наэлектризован, и я ворочалась на кровати с боку на
бок, не в силах заснуть из-за этой картины на стене. Картина завораживала,
притягивала к себе взгляд. Еще более невыносимыми, чем яркие краски, были
эти орнаменты вокруг расколотого молнией дерева, дьявольская насмешка над
природной катастрофой. Я встала, чтобы убрать картину. Но в тот момент,
когда я сняла ее и почти уже повернула к стене, в дверь постучали. "Можно
войти?" - спросила Люси. Я торопливо повесила картину обратно и снова легла.
Люси вошла и присела на край кровати. Я невольно отодвинулась чуть в
сторону - отчасти чтобы освободить ей место, отчасти потому, что мне стало
не по себе оттого, что она оказалась так близко. Я сразу же пожалела, что
отодвинулась, поскольку она мгновенно поднялась, прошла к окну и повернулась
ко мне спиной. Она сказала, что не хочет говорить о прошлом, не собирается
передо мной оправдываться и если у меня в связи с этим есть вопросы, то, к
сожалению, она мне ничем не может помочь. Я уверила ее, что у меня нет
подобных намерений. Мне было бы легче, если бы я стояла рядом с ней. Как
прикованная, я лежала в своей пижаме под одеялом. Но даже когда она ушла и я
сняла со стены картину, сон не приходил. Мысли вертелись вокруг этих туфель,
которые она мне так и не отправила. Я воображала, как я разгуливала бы в них
по квартире отца, не забудь Люси их прислать, как я соорудила бы из них для