"Зое Дженни. Комната из цветочной пыльцы " - читать интересную книгу автора

мне не перекричать. Вдруг Лучано замирает, откидывает лопату и садится на
один из камней. Остекленевшим взглядом он смотрит перед собой, руки сложены
на коленях - маленький загнанный зверек, который слишком изнурен, чтобы
искать себе норку.

Поезд, на который я поднимаюсь, серебристо-белый, у него вытянутая
узкая мордочка. В шестиместном купе в середине есть свободное место. Зажатая
между двух пассажиров, положивших на подлокотники руки, я удивляюсь, что
сижу вплотную с двумя совершенно посторонними людьми. Все пассажиры в купе
что-то читают, а поскольку у меня с собой нет ничего, чем можно было бы
забаррикадироваться от всех, я слегка наклоняюсь вперед, чтобы посмотреть в
окно. Воздух снаружи не проникает в купе, стук колес не слышен. Даже когда
мимо проезжает поезд, не чувствуется ни малейшего колебания. В этом вакууме
на рельсах мы подъезжаем к границе. В двери появляется женщина, ее дородная
фигура водворяется перед нами, чтобы проверить паспорта. Взгляд хищно
скользит по головам, он ощущается почти физически, хотя никто не смотрит ей
в лицо. Как по команде, все опускают газеты и книги, раздается лишь
суетливое шебуршанье в сумках и карманах курток. Будто каждый почувствовал
себя заподозренным этой женщиной в совершении какого-то тяжкого
преступления. Девушка, сидящая напротив, наклоняется к сумке, отчего живот
нависает над слишком туго затянутым ремнем. Она делает вид, что всё в
порядке, но подергивание уголков губ выдает ее замешательство. Едва дверь
купе закрылась, пассажиры уже снова отгородились книгами и газетами. У меня
не выходит из головы появление таможенницы, и я боюсь, как бы она не
вернулась и не вышвырнула меня из поезда. Бывает же такое, что людей
несправедливо сажают в тюрьму, потому что путают с кем-то другим. Девушка с
туго затянутым ремнем читает журнал "Лиза". Женщина с обложки улыбается мне.
Кажется, что она шепчет: "Почему именно тебя должны перепутать и посадить в
тюрьму? Не смеши меня. В поезде так много людей. А ты умираешь от страха. Не
решаешься даже положить руки на подлокотники. Причем совершенно напрасно. У
каждого есть право на подлокотники. Понимаешь, у каждого". Девушка устало
захлопывает журнал. Теперь он лежит у нее на коленях. Мне непонятно, как
можно спать, когда напротив сидит человек и разглядывает тебя. Девушка
устраивается на сиденье поудобнее, она полулежит в нем, словно укутанная в
вату. Она приняла такую уютную позу, что ее вид бросает мне вызов. Я хочу,
чтобы ей приснился страшный сон, от которого она проснется с криками. С
такими громкими криками, что люди подпрыгнут на своих сиденьях и примутся
говорить сочувственные слова. Кто-то даже выйдет за водой. Девушке будет
страшно неудобно, она станет извиняться, нервно поправлять волосы и в
отчаянии искать в сумке пудреницу. И среди всего этого я буду сидеть, с
дружеским пониманием смотреть на нее и, будто это самая естественная вещь в
мире, положу оба локтя на подлокотники. Я где-то читала, что можно
воздействовать на других людей, если всю свою энергию сконцентрировать на
какой-то мысли. Сон девушки мне представляется неким цветочным горшком, в
который я рассаживаю сновидения, они тянутся вверх и буйно разрастаются в
разные стороны, заполняя собой все воздушное пространство ее спокойного сна,
и начинают душить его своими ветвями. Но веки девушки даже не дрогнули.
В зале вокзала я ищу отцовское письмо с номером телефона. Я долго роюсь
в чемодане, а люди вокруг меня несутся к поездам. Рядом собралась группа
школьников, они отправляются в поездку по случаю окончания школы. Они