"Сильви Жермен. Книга ночей " - читать интересную книгу автора

После почти двухлетнего пребывания в материнском чреве ребенок вышел
очень легко, несмотря на крайнюю слабость матери. Виталии самой пришлось
справлять обязанности повитухи, совсем, впрочем, не обременительные, ибо все
кончилось почти мгновенно. Вот только появился из чрева Ноэми не живой
младенец, а соляная фигурка. Свернувшийся клубочком новорожденный был сплошь
покрыт толстой соляной коркой. Роженица не обращала никакого внимания на
происходившее; казалось, она даже не заметила, что разрешилась от бремени.
Раздутый столько времени живот опал с сухим треском лопнувшего воздушного
шара, так и не извергнув ни крови, ни вод.
Виталия изумленно разглядывала странное подобие младенца, лежавшее у
нее на руках. Приготовленное корыто с чистой водой, пеленки и свивальники
выглядели рядом с ним дьявольской насмешкой. Однако она все же попыталась
запеленать крошечное окаменевшее тельце, вполголоса напевая печальную
колыбельную, ту, что пела над своими мертворожденными детьми. Внезапно
Теодор-Фостен стряхнул с себя оцепенение. Подбежав к Виталии, он вырвал у
нее ребенка и взмахнул им в воздухе. Маленькое тельце заискрилось всеми
цветами радуги и на какой-то миг сделалось почти прозрачным. Теодор-Фостен
яростно швырнул младенца об пол. Окаменевшая фигурка разлетелась на семь
соляных осколков. А Виталия, сидя на краешке постели Ноэми, все напевала и
напевала свою колыбельную для мертвых детей, только теперь едва слышным
шепотом. "Вот видишь, - вскричал Теодор-Фостен, резко обернувшись к
матери, - я хотел назвать его именем отца. Но, видно, отец решил остаться
среди мертвых, среди забытых; он не пожелал отдавать свое имя живущим. И он
прав, мой отец!"
Увидев, что Виталия его не слушает, он подскочил к ней и стал трясти за
плечи. Потом снова выкрикнул ей в лицо своим лающим голосом: "Да, отец прав!
А знаешь, отчего, ну скажи, знаешь, отчего он решил сохранить свое имя в
могильном покое? Да оттого, что он знает. Знает, что Бога - нет. Хуже того,
он знает, что Бог молчит и злобствует! А мой отец мертв, навеки мертв, и имя
его умерло вместе с ним. Его нельзя произносить вслух, иначе оно принесет
несчастье. Одна только смерть знает это имя, вот почему она его дала и тут
же забрала назад. И потом, вот еще что: Божьей милости не существует. Нет ее
и все тут! Есть только один гнев Божий. Гнев, а больше ничего!" Он упал на
колени, к ногам своей матери, и, спрятав лицо в складках ее юбки, горько
разрыдался.

К Ноэми так и не вернулись ни разум, ни здоровье. Она по-прежнему
лежала на кровати, отрешенная от всех и от себя самой. Виталия кормила ее с
ложечки, как больного ребенка, но никакая еда, никакие заботы не шли ей
впрок. Вскоре ее кожа покрылась зловещими темно-лиловыми пятнами. Потом эти
пятна лопнули, и образовавшиеся ямки заполнились густым светло-зеленым
гноем. Они непрестанно множились, расходясь по всему телу все более
глубокими язвами, испускавшими невыносимый запах гниения. Несмотря на полную
невозможность содержать такую больную на барже, Теодор-Фостен упорно
отказывался расстаться с женой, пристроив ее в какой-нибудь приют для
умирающих. Нечеловеческое упрямство, с которым он стремился удержать жену
подле себя и заставить, таким образом, всех окружающих переносить ужасный
смрад, шедший от ее тела, в котором не спеша хозяйничала смерть, происходило
не столько от желания быть рядом с той, кого он так страстно любил, сколько
от неугасимой ярости. Раз уж мир оказался всего лишь смердящей помойкой, в