"Сильви Жермен. Книга ночей " - читать интересную книгу автора

ольхи суетились и щебетали чижи. Воздух благоухал ароматами свежей травы и
цветущих кустов. Теодор-Фостен стоял, прислонясь к двери каюты, набивая
табаком трубку и рассеянно поглядывая на молодую изумрудную поросль, на
проснувшуюся землю, еще раз победно завоеванную весной. Эрмини-Виктория
сидела на пригорке рядом с лошадьми и чинила разложенную на коленях
простыню. Внезапно образ юной девушки заколебался и взмыл вверх вместе с
огнем, который вырвался из трубки, на миг ослепив Теодора-Фостена. Огонек
тут же опал, но образ дочери продолжал метаться и танцевать перед его
взором, обжигая лицо и руки. Безумное, неодолимое желание овладеть девушкой
захватило Теодора-Фостена. Он выпрямился, шагнул с баржи на берег и пошел на
Эрмини-Викторию, не спуская с нее глаз. Белизна раскинутой вокруг нее
простыни отражала голубоватую белизну ее лица и шеи.
Она не слышала шагов отца и вздрогнула, увидев его перед собой. Он
стоял очень прямо и казался гораздо выше обычного. Его упорный,
пронизывающий взгляд испугал девушку, она так и замерла с открытым ртом, с
приподнятой рукой, в которой поблескивала иголка с вдетой ниткой.
Теодор-Фостен бросил в траву свою трубку, опустился на колени рядом с
дочерью, схватил ее за плечи и, откинув назад, впился поцелуем в губы. Она
хотела было закричать, позвать на помощь Виталию, но какая-то мощная сила,
переборовшая страх, удержала ее и заставила почти не сопротивляясь уступить
желанию отца. Он набросил на себя и на нее простыню и под этим молочно-белым
шатром, прямо на влажной земле, овладел своей дочерью. И чем решительнее она
пыталась вырваться из объятий отца, тем глубже отдавалась ему с темной,
животной радостью, и пугавшей, и восхищавшей ее.
После того, как Теодор-Фостен встал и ушел, она еще долго лежала на
траве, завернувшись в простыню. Внутри нее воцарилась незнакомая пустота, и
эта пустота была ей сладостно приятна - страх навсегда оставил ее. Наконец
появившаяся Виталия подняла тревогу. Выйдя из каюты, она заметила
распростертую на земле девушку, испачканную грязью и кровью простыню и
кинулась к внучке: "Эрмини, малышка, что с тобой? Ты поранилась?" Но та
одним прыжком, словно чертик из коробочки, вскочила на ноги и, победно глядя
на бабушку, выпалила ей в лицо: "Нет, просто я стала папиной женой!" Виталию
настолько потряс этот ответ, а главное, вызывающий тон Эрмини-Виктории, что
она буквально онемела. Потом пробормотала: "Что ты такое болтаешь? Что это
значит?" - "Не твое дело!"- отрезала внучка и, скомкав простыню, побежала к
барже. "Несчастная! Несчастная девочка!.." - только и сумела простонать
Виталия.

С этого дня Эрмини-Виктория и в самом деле сочла себя женой отца и
каждую ночь проводила в его постели. В одну из таких ночей она зачала и
стала носить своего ребенка с горделивой радостью молодой матери. Она
упивалась ликующим счастьем и полнотой жизни. Теодор-Фостен отнесся к
сообщению о беременности дочери-жены с совершенным безразличием. Одна лишь
Виталия ужаснулась этой новости и с тоскливым страхом ожидала появления на
свет плода их преступной любви.
Эрмини-Виктория рожала зимней ночью. Стояли трескучие морозы; казалось,
стужа даже небо превратила в необъятный купол из черного льда, подернутого
золотым инеем звездной россыпи. Роды обещали быть трудными, и Виталия
послала Теодора-Фостена в ближайшую деревню за врачом. Сама она сидела подле
Эрмини-Виктории, стараясь отвлечь бедную девушку от страхов, которые вдруг