"Джером К.Джером. Должны ли писатели говорить правду?" - читать интересную книгу автора

того, чего мне почти совсем не досталось". Диккенс слишком мало пострадал
от того, от чего многие из нас претерпели с избытком, - от критики. Его
книги встречали слишком мало противодействия, чтобы его творческие силы
пробудились полностью. Слишком часто его патетика переходит в ложный
пафос, и не от недостатка умения, а от недостаточной требовательности.
Трудно поверить, что писатель, который позволил своей сентиментальности -
вернее, сентиментальности публики - увлечь его за собой, особенно в таких
сценах, как смерть Поля Домби и крошки Нелли, - тот самый художник,
который нарисовал картины смерти Сиднея Картона и Баркиса: "Баркис
согласен"... Смерть Баркиса, наряду с кончиной полковника Ньюкома,
по-моему, один из совершеннейших образцов пафоса в английской литературе.
Не ищите здесь особых эмоций. Он простой старик, глупо цепляющийся за
простые козлы. Его простая жена и старые рыбаки стоят рядом, спокойно
ожидая конца. Автор не стремится к эффектам. Чувствуешь, как входит
смерть, придавая всему особую значительность, и как от прикосновения ее
руки глупый старый Баркис становится великим.
В Урии Гипе и миссис Гаммидж Диккенс показывает скорее типы, чем
характеры. Пексниф, Подснап, Долли Варден, мистер Бамбл, миссис Гамп, Марк
Таили, Турвидроп, миссис Джеллиби - все это не живые люди, а
персонифицированные человеческие качества.
После Шекспира не было писателя, который столько внес бы в сокровищницу
человеческой мысли. Даже если бы у Диккенса было в два раза больше
недостатков, все равно он - один из величайших писателей современности.
Таких людей, каких мы видим у Диккенса, никогда не существовало, - говорит
наш маленький критик. Но не существовало также и Прометея, олицетворяющего
гордый человеческий дух, и Ниобеи, матери всех матерей, и их вовсе нельзя
назвать правдиво изображенными жителями Афин, срисованными с тех, кого
можно было бы встретить во время утренней прогулки по городу. Нигде и
никогда не произрастал лес, подобный Арденскому, однако каждая Розалинда и
каждый Орландо знают тропинки к полянам, весьма напоминающим поляны в этом
лесу.
Стирфорт, которым Диккенс, по всей видимости, гордился, никогда, должен
признаться, не вызывал во мне симпатии. Весьма мелодраматический молодой
человек. Худшее, что я мог бы ему пожелать, - это жениться на Розе Дартль
и жить вместе с матерью. Так ему и надо: не будь смазливым и обаятельным.
Старый Пеготти и Хэм, конечно, в жизни невозможны. Их также надо
рассматривать как типы. Всех этих братьев Чирибл, Китов, Джо Гарджери,
Боффинов, Гарландеров, Джонов Пирибинглей мы воспринимаем-как
олицетворение доброго начала, заложенного в человеке, хотя количество
добродетелей, которое Диккенс тратит на одного героя, в действительной
жизни было бы распределено более экономной природой человек на пятьдесят.
Подведем итог: "Давид Копперфильд" - обыкновенная история, рассказанная
простым языком, и таковы все книги, сохранившиеся в веках. Эксцентрический
стиль, художественные фокусы могут прийтись по вкусу критику сегодняшнего
дня, но для нас, мужчин и женщин, мальчиков и девочек, главное в
литературном произведении - это жизнь. "Давид Копперфильд" - грустная
книга, и это только прибавляет ей очарования в наши грустные времена.
Человечество приближается к старости, и мы полюбили грусть, как любим
друга, который почти никогда с нами не расстается. В дни нашей юности мы
были сильны и веселы. Вместе с Улиссом и его товарищами мы радостно