"Борис Степанович Житков. Что бывало (Сб. "Что бывало")" - читать интересную книгу автора

А чуть шум - как мыши: юрк в каюту. Вниз - и притаятся. Я долго глядел,
когда был в комнате один. Никто не выглянул. Я спрятался за дверь и глядел в
щёлку. А они хитрые, человечки проклятые, знают, что я подглядываю. Ага! Они
ночью работают, когда никто их спугнуть не может. Хитрые.
Я стал быстро-быстро глотать чай. И запросился спать.
Бабушка говорит:
- Что это? То тебя силком в кровать не загонишь, а тут этакую рань и
спать просишься.
И вот, когда улеглись, бабушка погасила свет. И не видно пароходика. Я
ворочался нарочно, так что кровать скрипела.
Бабушка:
- Чего ты всё ворочаешься?
- А я без света спать боюсь. Дома всегда ночник зажигают. - Это я
наврал: дома ночью темно наглухо.
Бабушка ругалась, однако встала. Долго ковырялась и устроила ночник. Он
плохо горел. Но всё же было видно, как блестел пароходик на полке.
Я закрылся одеялом с головой, сделал себе домик и маленькую дырочку. И
из дырочки глядел не шевелясь. Скоро я так присмотрелся, что на пароходике
мне всё стало отлично видно. Я долго глядел. В комнате было совсем тихо.
Только часы тикали. Вдруг что-то тихонько зашуршало. Я насторожился - шорох
этот на пароходике. И вот будто дверка приоткрылась. У меня дыхание спёрло.
Я чуть двинулся вперёд. Проклятая кровать скрипнула. Я спугнул человечка!
Теперь уж нечего было ждать, и я заснул. Я с горя заснул.
На другой день я вот что придумал. Человечки, наверно же, едят
что-нибудь. Если дать им конфету, так это для них целый воз. Надо отломить
от леденца кусок и положить на пароходик, около будочки. Около самых дверей.
Но такой кусок, чтоб сразу в ихние дверцы не пролез. Вот они ночью двери
откроют, выглянут в щёлочку. Ух ты! Конфетища! Для них это - как ящик целый.
Сейчас выскочат, скорей конфетину к себе тащить. Они её в двери, а она не
лезет! Сейчас сбегают, принесут топорики - маленькие-маленькие, но совсем
всамделишные - и начнут этими топориками тюкать: тюк-тюк! тюк-тюк! И скорей
пропирать конфетину в дверь. Они хитрые, им лишь бы всё вёртко. Чтоб не
поймали. Вот они завозятся с конфетиной. Тут, если я и скрипну, всё равно им
не поспеть: конфетина в дверях застрянет - ни туда, ни сюда. Пусть убегут, а
всё равно видно будет, как они конфетину тащили. А может быть, кто-нибудь с
перепугу топорик упустит. Где уж им будет подбирать! И я найду на пароходике
на палубе малюсенький настоящий топорик, остренький-преостренький.
И вот я тайком от бабушки отрубил от леденца кусок, как раз какой
хотел. Выждал минуту, пока бабушка в кухне возилась, раз-два - на стол
ногами, и положил леденец у самой дверки на пароходике. Ихних полшага от
двери до леденца. Слез со стола, рукавом затёр, что ногами наследил. Бабушка
ничего не заметила.
Днём я тайком взглядывал на пароходик. Повела бабушка меня гулять. Я
боялся, что за это время человечки утянут леденец и я их не поймаю. Я
дорогой нюнил нарочно, что мне холодно, и вернулись мы скоро. Я глянул
первым делом на пароходик! Леденец как был - на месте. Ну да! Дураки они
днём браться за такое дело!
Ночью, когда бабушка заснула, я устроился в домике из одеяла и стал
глядеть. На этот раз ночник горел замечательно, и леденец блестел, как
льдинка на солнце, острым огоньком. Я глядел, глядел на этот огонёк и