"Элвин Джонсон. Битва дикой индюшки и другие рассказы" - читать интересную книгу автора

было ни к чему.
Живая спина Тони была именно то, что мне было нужно. Когда я собирался
ехать на Тони в город в четырёх милях от фермы, отец настаивал на узде. Но
как только мы скрывались из виду, я снимал уздечку и вешал её себе на
плечо. Мы с Тони выбирали направление по нашей общей доброй воле.
Когда цвела кукуруза, запахи с поля сводили с ума и человека, и
животных. Вскоре начали завязываться початки, и запах становился ещё более
одуряющим. Тони обязательно нужно было попасть на это поле. Но у забора
были ворота, на которые отец предусмотрительно установил три запора. Был
сделан запор, крючок и проволочная петля, одевавшаяся на столб и стойку
ворот.
Тони очень хотелось выяснить, как можно попасть в ворота. Она старалась
держаться неподалёку, когда видела, что я иду к воротам. Затем она
подходила поближе, чтобы посмотреть, как я попадаю в них. Я подымал крюк
из ушка и затем снова опускал его. Она подымала крюк губами. Я отодвигал
засов. Она тоже проделывала это зубами. Затем я снимал петлю со столба.
Она и это ухитрялась выполнить. Но тем временем я либо накидывал крюк,
либо задвигал засов. И у Тони был такой растерянный вид. Ведь она сделала
всё, чтобы отпереть ворота, а они не открывались. Ей удавалось выполнить
две из необходимых операций, но с тремя она не справлялась. Я дал ей
возможность сделать несколько попыток. Ей удавалось решить любые две из
трёх задач, но третья превращала ворота в метафизику.
Наконец я понял, что эта метафизика раздражает её, и сорвал ей
несколько наливающихся початков кукурузы, которые она с благодарностью
приняла, но больше уж не пробовала отпереть ворота.


В воспоминаниях время летит так быстро! Тони вдруг стала взрослой
четырёхлетней лошадью, а я - мужчиной одиннадцати лет. На
датско-американской ферме при хорошей пище ребята растут очень быстро.
Едят они много и с аппетитом. За столом не соблюдались даже отдалённые
нормы диеты, а в продуктах не было никаких добавок или консервантов,
практиковавшихся вболее изощрённых технологиях их обработки в пищевой
промышленности в городах. На фермах же дети едят то, чем люди питались
тысячи лет.
Я был рослым, и в силе не уступал иному взрослому. И я выполнял мужскую
работу.
Управлялся с плугом не хуже любого мужчины. При вспашке борозду вёл
ровную как стрела. Бороновал, управлялся с культиватором, работал на
сенокосилке и на конных граблях. Короче говоря, я был уже "настоящим
крестьянином". Мне приходилось быть таковым поневоле, так как отец был
полуинвалидом, и мы не могли себе позволить нанимать работника при цене на
кукурузу в 15 центов за бушель, пшеницу - 30 центов, масло по 5 центов за
фунт и яйца - по шесть центов дюжина.
В городах или на железной дороге мужчина обычно получал доллар с
полтиной за короткий десятичасовой рабочий день. На это можно было купить
десять бушелей кукурузы, пять - пшеницы, 30 фунтов масла. Разве мы могли
так платить? Нет, не могли. И кроме того, нам и не нужен был он со своими
городскими привычками и изысканной речью. А ему не подходили мы при нашем
ревностном внимании к его рабочему времени. Мы, фермеры, знавали нужду, но