"Джеймс Джонс. Отныне и вовек (об американской армии) [H]" - читать интересную книгу автора

когда-то он был герольдом и трубил в фанфары на коронациях, что в долгие
синие вечера на земле древней Палестины он выводил на трубе "вечернюю
зорю" легионам, отходящим ко сну вокруг дымных костров. Тут-то он и
вспомнил подсказанную блюзами и "плачами" догадку: теперь он знал, что,
если научиться играть на горне по-настоящему, его жизнь наконец-то обретет
смысл. И все в то же короткое мгновение, прижимая к губам горн, он понял
даже то, чего не понимал раньше, - почему он вообще пошел в армию. Вот
сколько важного открыл для него этот миг. Он понял, что нашел свое
призвание.
Мальчишкой он немало наслышался про военную службу. В часы, когда
долгий, замызганный вечер устало скатывался с гор в узкую долину и в
благодарность за приют скрывал от глаз кварталы хибар, он нередко сидел на
террасе со взрослыми и слушал их разговоры. Его дядя Джон Тэрнер, высокий,
тощий, угловатый человек, в юности сбежал из дома и в погоне за Романтикой
стал солдатом. В чине капрала он подавлял мятеж на Филиппинах.
Отец Пруита и другие мужчины поселка никогда не бывали по ту сторону
гор, и в сознании мальчика, уже тогда инстинктивно противившегося диктату
черных терриконов (подобно тому как младенец во чреве матери отчаянно
брыкается, бунтуя против диктата заточившей его утробы), эта деталь
армейской биографии выделяла дядю Джона из всех и ставила вне конкуренции.
Бывший солдат устраивался в маленьком дворе на корточках - не садиться
же на землю, покрытую толстым слоем угольной пыли, - и в тщетной попытке
заглушить во рту привкус того, что энциклопедии красиво именуют "черным
золотом", рассказывал разные истории, убедительно доказывавшие, что за
горами шлака и за деревьями с вечно черной листвой существует иной мир.
Дядя Джон рассказывал про филиппинских хураментадо [хураментадо -
давший клятву или обет (исп.)] из мусульманских племен "моро", про то, как
старейшины на глазах всего племени натирали снадобьями смельчака, который
вызывался принести себя в жертву, посвящали его небесам, куда он готовился
перебраться, а потом предусмотрительно перевязывали ему мошонку мокрым
жгутом из сыромятной кожи: когда хураментадо бросится в свой безумный бег,
жгут, подсыхая, будет стягиваться и уже не позволит герою остановиться.
Как объяснял дядя Джон, тогда-то в армии и приняли на вооружение пистолет
сорок пятого калибра. Потому что хураментадо не свалишь с ног даже шестью
пулями из "особого-38". А остановить такого ошалелого, само собой понятно,
можно, только свалив его с ног. Что до "сорок пятого", то тут уж фирма
гарантирует - одним выстрелом уложишь наповал любого, стоит попасть хоть в
кончик мизинца. Если не свалится - получите денежки обратно! И с того
времени по сю пору, говорил дядя Джон, в армии успешно пользуются "сорок
пятым".
Подробность насчет мизинца немного смущала маленького Пруита, но
рассказ ему нравился - казалось, собственными глазами видишь, как творится
история. Такое же ощущение вызывали у него рассказы дяди Джона про молодых
Хью Драма и Джона Першинга [Драм Хью Алоизиус (1879-1951) - американский
генерал; Першинг Джон Джозеф, по прозвищу Блэкджек, т.е. Дуболом
(1860-1948) - генерал, командовавший экспедиционными войсками США в первой
мировой войне], про экспедицию на Манданао и марш-бросок вдоль побережья
озера Ланао. Эти рассказы подтверждали, что филиппинские "моро" были
настоящие мужчины и достойные противники дяди Джона. Иногда, накачавшись
дрянным виски, дядя Джон затягивал: "В Замбоанге у мартышек нет хвостов" -