"Джеймс Джонс. Отныне и вовек (об американской армии) [H]" - читать интересную книгу автора

лечился по четвертому заходу.
В теории всем было наплевать, болел ты триппером или нет. Для тех, кто
еще не успел его подхватить, и для тех, кто на время от него избавлялся,
он был разве что темой для шуточек. Ерунда, вроде насморка, говорили
такие. А что это не ерунда, ты понимал, только когда попадался сам. Твоя
репутация среди ребят ничуть не страдала - напротив, это даже
засчитывалось в плюс, вроде как нашивка за ранение. Болтали даже, что в
Никарагуа за это дают "Пурпурное сердце" [американская медаль за ранение в
бою].
Но на деле это портило тебе служебную характеристику, и ты
автоматически терял звание. В личном деле оставалось позорное пятно. Когда
он, вылечившись, явился в команду горнистов, выяснилось, что за время его
отсутствия там ни с того ни с сего возник избыток личного состава. До
конца контракта он дослужил на обычной строевой.
Уже тогда он понял, что в его жизнь начинают вмешиваться. Это как с
машиной: машину вроде бы может научиться водить любой, но в аварии не
попадает только тот, кто умеет соображать и за себя и за шофера, который
едет навстречу.
Когда контракт кончился, ему предложили остаться на новый срок в той же
части, в Майере. Сто пятьдесят долларов премиальных были бы, конечно,
очень кстати, но ему хотелось уехать отсюда как можно дальше. И он и
выбрал Гавайи.
Перед отъездом он заглянул в Вашингтон повидаться напоследок со своей
"аристократкой". Многие ребята говорили, что, если бы баба наградила их
триппером, они бы ее убили, или за такую подлянку сами стали бы заражать
всех подряд, или так бы эту стерву изувечили, что пожалела бы, что на свет
родилась. Но он не возненавидел женщин. Риск есть всегда, с любой - белой,
черной, желтой. Обидно и непонятно было другое: во-первых, из-за какого-то
дерьмового триппера у него отняли горн, хотя он играл на нем не хуже, чем
прежде, а во-вторых, заразила его девушка из общества. Больше всего его
бесило, что она не призналась ему, тогда бы он сам решил, будет с ней жить
или нет. Скажи она хоть слово, и ее вины тут бы не было. В их последнюю
встречу, поверив ему, что он не станет ее бить, она сказала, что и сама не
знала о своей болезни. Поняв, что ей нечего бояться, она расплакалась и
стала просить прощения. Ее заразил один парень из высшего общества. Она
его с детства знает. Ей тоже очень обидно. Лечение - кошмарная мука, к
тому же ей приходится лечиться тайком, чтобы родители не узнали. Она так
виновата перед ним, ей так тяжело!
Когда он прибыл в Скофилдский гарнизон, то все еще очень страдал, что
его выгнали из горнистов. Потому и решил снова заняться боксом, а здесь, в
"ананасной армии", бокс был даже в большем почете, чем в Майере. Он,
конечно, совершил ошибку, но тогда еще не понимал этого. Накопившиеся
обиды - и из-за горна, и из-за всего остального - помогали ему на ринге. К
тому же он прибавил в весе и продолжал его набирать, пока не дошел до
второго полусреднего. Он победил на ротном первенстве 27-го полка и за это
получил капрала. На дивизионном чемпионате вышел в финал и стал вторым в
своей весовой категории. За это, а еще и потому, что начальство
рассчитывало на его победу в следующем сезоне, ему присвоили сержанта. Как
ни странно, его суровость лишь еще больше располагала к нему людей - сам
он только диву давался.