"Бен Джонсон. Варфоломеевская ярмарка (Комедия в пяти актах)" - читать интересную книгу автора

так, как в лотерее. Ну, а если кто, заплатив шесть пенсов, критиковать
вздумает на целую крону, то подобный поступок будет признан бесчестным и
бессовестным.
Далее, принято, что каждый здесь присутствующий произнесет свое
собственное мнение и не будет произносить суждения из подражания или из
доверия к чужому голосу и выражению лица соседа, будь он даже семи пядей во
лбу; кроме того, каждый должен быть столь крепок и стоек в своем суждении,
что уж ежели он кого-нибудь хвалит или порицает сегодня, то будет также
порицать и хвалить и завтра, и послезавтра, и на следующей неделе, ежели
понадобится, и не даст сбить себя с толку кому-нибудь из привыкших ежедневно
обсуждать пьесы. Изъятия не будет даже для тех, кто клянется, что "Иеронимо"
* и "Андроник" * лучшие в мире пьесы, доказывая этим устойчивость своих
суждений, оставшихся за двадцать пять или тридцать лет неизменными. Пусть
это невежество, но это добродетельное и почтенное невежество, а известно,
что лучшая вещь на свете, после истины, это - укоренившееся заблуждение.
Автор знает, где такого рода публика водится.
Далее, договорено, условлено и решено, что, как бы ни были велики
ожидания, никто из присутствующих не должен ожидать большего, чем то, что
ему уже известно, не должен искать на ярмарке лучших товаров, чем те, какие
она может предложить, а равно и не должен оглядываться на прошлое, вспоминая
меченосцев и щитоносцев Смитфилда,* а должен довольствоваться настоящим.
Вместо маленького Деви, собирающего подати со сводников, автор обещает
показать вам хвастливо выступающих барышников, шатающегося пьяницу, да еще
парочку их прихлебателей в самом лучшем виде, какой только можно себе
представить. А вместо добросердечного зубодера вам покажут жирную торговку
свининой, да еще несколько буянов для трезвона. Вместо фокусника с
обезьянкой вам покажут глубокомысленного судью. Покажут и благовоспитанного
вора-карманника, и сладкопевца, распевающего чудесные баллады, и лицемера
высшей марки, наилучшего из всех, каких вы когда-либо видели. Это ничего,
что на ярмарке нет ни порабощенных чудовищ, ни всяких иных харь. Автор не
желает искажать природу, изображая всякие "сказки", "бури" * и прочую
чепуху, кувыркаясь на все лады перед зрителями. Но если у вас большая
страсть к танцам и джигам, это хорошо. А если кукольные пьесы кому-нибудь
нравятся, так милости просим!
Словом, принимая все это во внимание, заключен договор между выше
упомянутыми слушателями и зрителями, что они сами не будут таить недобрых
мыслей и не потерпят в среде своей присяжных толкователей, действующих в
качестве этакой политической отмычки, субъектов, которые с курьезной
торжественностью распознают, кого автор разумел под торговкой пряниками,
кого - под торговцем игрушками, кого - под торговкой фруктами, или что
именно подразумевается под их товарами. Такой субъект, чего доброго, в своем
вдохновенном невежестве станет разъяснять, какое "Зерцало для правителей" *
дано в образе судьи, или какая знатная дама изображена под видом торговки
свининой, или какой государственный муж - под видом торговца мышеловками, и
прочее, и прочее. Если подобные субъекты будут изловлены и выданы с головой
автору, их провозгласят врагами театра и ложными истолкователями вашего
смеха. Сказанное распространяется и на тех, кто стал бы со страху или по
наглости молоть вздор, упрекая автора в непристойности на основании лишь
того, что язык его персонажей будто бы попахивает Смитфилдом или кабаком,
или свиной похлебкой, а то даже обвиняя автора в богохульстве, потому что в