"Андрей Юдин. Чиж: Рожден, чтобы играть " - читать интересную книгу автора

знаешь?.." - "Знаю" - "Ну, спой... А эту?" - "Не знаю" - "Так сочини!".
Чиж не ловчил, не искал теплых мест. Но его писарский почерк был
замечен сержантом, и тот "продал" Чижа своему земляку, который не мог уйти
на "дембель", пока не найдет себе замену. Так рядовой Чиграков стал штабным
топографом-чертежником. Ему дали отдельную комнату, практически кабинет:
"Это был как отсек на подлодке: задраился, и началась своя жизнь. Я даже в
казарму не ходил: стелил шинель на полу и спал".
Прошлого уже не было, будущее виделось смутно. Сочинительство стало
единственным способом избежать серой, как солдатская портянка, реальности.
"Я остался один, без Димки Некрасова, но потребность писать уже была, -
вспоминал Чиж. - И я начал пробовать себя, "ваять" в одиночку".
Вскоре у него появился свой слушатель: в полку сложился элитарный (по
армейским понятиям) кружок - музыканты, меломаны, литераторы. Местом сходок
стал клуб части. Точнее, кабинет комсомольского секретаря, где уютно
устроился рядовой Саша Гордеев с Украины. Выпускник мореходки, фанат
западной музыки, он удачно совмещал непыльную общественную работу с
освоением губной гармошки. В клубе Гордей, как называли его друзья, хранил
гитару, а в служебном сейфе - нечто такое, что сразу привлекло внимание
Чижа.
Дело в том, что в полку обучались больше пятисот узбеков и таджиков.
Каждому присылали письма с родины. Едва ли не в каждый конверт был заботливо
вложен гостинец - либо конопля, либо желтые плиточки гашиша. Пресекая по
приказу начальства эту "контрабанду", Гордеев вскрывал и перетряхивал всю
почту из Средней Азии. Обычной нормой считалось, когда 200-граммовый стакан
забивался конфискатом доверху, с горкой.
Впрочем, отношения Чижа с "травой забвения" строились уже не на любви,
а на необходимости: не с ней хорошо, а без нее плохо. Но, видимо, именно она
спровоцировала тот творческий запой, который с ним случился.
- Я тогда писал по три-четыре песни в день, - вспоминает он. - После
завтрака уходишь в штаб, рисуешь какие-то карты, подписываешь. А в голове
что-то сочиняется, сочиняется... Тут же книжка записная - раз, что-то
записал. Гитары нет, но мелодия-то в голове крутится: ага, примерно такая
тональность. Чертишь дальше, перекурил: еще одна лезет песня - и ее записал.
"Обе-е-д!". Прилетаю к Гордею - в клуб или на почту, хватаю гитару: "Чуваки,
я песню сочинил!". Пою, они - вау!.. Потом уходишь назад, в штаб, пишешь еще
пару песен...
(В общей сложности Чиж написал в армии более двухсот песен. Только в
одной его записной осталось 67 текстов. Были еще три книжки).
После отбоя, когда офицеры и прапорщики покидали казармы, наступала
вторая, "подземная", жизнь. Вся полковая элита начинала кучковаться по
каптеркам. "Салабонов" гнали в столовую за картошкой, вынимали из тайников
брагу, спирт и коноплю.
- Время за полночь, эта армия сраная, ты сидишь, чуваки "пыхнули" уже,
и я начинаю петь:

Ласковый ветер по лицам скользит,
Маленький камешек лег на гранит,
Развеет мою усталость
Дым марихуаны.