"Анатолий Жуков. Судить Адама! " - читать интересную книгу автора

невзрачного Парфеньку, он остановился перед Сидоровым-Нерсесяном:
- Что за спортсмен в шлеме? Сейчас же освободи участок и прекрати
хулиганство!
- Я-а?! - Косматые и черные, как ночь, брови инспектора вскинулись на
лоб. - Ты чего позволяешь, слушай? Ты с ума свихнулся, да? Мы для народа
стараемся, для тружеников...
- Для народа?! А это что такое? А это? А это?! - Семируков махнул рукой
в одну сторону, в другую, ткнул под ноги: люцерна почти на половине участка
уложена как войлочная подстилка, мокрые колхозные труженики, рассеянные
Парфенькой, возбужденно отряхиваются и обмениваются впечатлениями, не думая
о работе, могучая техника в беспорядке стоит по косогору, окутанная дымом:
моторы остались не-выключенными. - Вы всему колхозу нанесли непоправимый
вред. Скажешь, не так?
Сидоров-Нерсесян с укором посмотрел на Парфеньку: "Говорил я тебе о
вреде, слушай?" - но в обиду не дал:
- Не так, председатель. Мы не виноваты, мы хотели...
- А кто виноват, по-твоему? Люди на работе должны быть, у нас сенокос в
разгаре, прополка затянулась, жара стоит несусветная, а вы... Где рыба?
Эта? - Семируков поправил указательным пальцем очки, вгляделся. - Хм,
ничего, подходящая. Вытаскивайте всю и везите на приемный пункт - сдадим в
счет плана второго квартала.
- Что? Ты чего командуешь, слушай? Ты знаешь, что это?
- Знаю: Лукерья. И чтоб по весу сдать, под квитанцию, понятно? Эй,
Стасик! - крикнул он шоферу ближнего грузовика. - Отвезешь народ на сенокос
и дуй в город за фуражом для уток.
- Да зна-аю. - Длинноволосый белобрысый Стасик неохотно полез в кабину.
- Ни черта ты не знаешь! Молодежь называется, смена. Сколько раз
говорил, чтобы машины на остановках глушили - у всех работают! Об экономии
горючего только мы с бухгалтером думаем... И оба пожарника здесь! А ну марш
все по местам, черти драповые!
- Это не Лукерья, - возразил наконец Парфенька. - Мой Витяй говорит,
это наяда, речная русалка.
- Все равно сдать. Мы первый квартал по мясу едва вытянули, а вы
русалок выдумываете. И за люцерну мне возместите сполна. Здесь больше
гектара измято. Эй, Головушкин! Василий Кузьмич! - Председатель махнул рукой
мокрому мужику, выливавшему из туфель воду, и двинулся к нему. - Капусту и
огурцы полить сейчас же, а женщин отвезти на свеклу во вторую бригаду, а не
в первую. И чего там Кутузкин возится столько...
Сидоров-Нерсесян и Парфенька поглядели ему вслед и опять сели в тень
водовозки, наблюдая за отъездом ивановцев. Кривоносый пожарник тоже хотел
уехать, но Парфенька упросил его остаться, и он поехал к берегу
заправиться - близилось время менять для рыбы воду. Чего уж отступать, когда
ввязался. Да и Семируков уехал, хотя скоро новое начальство припожалует,
районное. До него управиться бы.
Прежде начальства притутулили, однако, Витяй и Сеня Хромкин.
Сидоров-Нерсесян сразу кинулся к своему мопеду, ворча, что он новый, слушай,
обкатку еще полностью не прошел, и нельзя, слушай, вдвоем ездить, но, плюнув
на цилиндр, с удивлением увидел, что слюна не закипела.
- Мы же под горку накатом ехали, - сказал Витяй. - Мы народ
крестьянский, бережливый. Так, ба-тяня?