"Анатолий Жуков. Судить Адама! " - читать интересную книгу автора

- Несерьезно? - Башмаков озадаченно встал. - Как так, понимаешь? Я в
соответствии...
Межов подергал его за полу кителя, укоризненно покачал головой: нельзя
же спорить с репродуктором, дорогой товарищ! Башмаков спохватился, послушно
сел.
- ...и сдайте дела товарищу, которого подберут на месте. Пусть
коллектив комбината подумает над кандидатурой своего будущего руководителя,
обсудит и войдет с предложением в райисполком к Сергею Николаевичу Межову,
согласует с райкомом партии. Коллективно надо решать такие дела,
коллективно. И подберите более демократичного руководителя, молодого,
энергичного. А мы оформим соответствующим приказом, по управлению. Далее...
Но далее слова репродуктора потонули в радостных, никем не
предусмотренных аплодисментах. Башмаков поглядел в зал и увидел, что
радуются все приглашенные на совещание. Даже дочь его Нинка, сидящая рядом
со своим женихом, бухгалтером Сережкой Чайкиным, довольно улыбается. Как же
это так, понимаешь? Почему вместо сочувствия наказанному фигурирует
нештатная, долго не смолкаемая радость?
И, дрогнув, Башмаков выключился из настоящего мероприятия, мысленно как
бы просмотрел свое Личное дело в отделе кадров на предмет определения
служебного соответствия.
Начало было трудным, драматическим. Родился Башмаков в семье лавочника
и хозяина сапожной мастерской, а когда окончил трехклассную
церковноприходскую школу, произошла революция. Ни в школе, ни в лавке, ни в
мастерской о ней даже не намекали. Башмакову тогда шел уже пятнадцатый,
потому что он очень любил учиться и в каждом классе сидел по два года. По
завершении учебы строгий отец посадил его в мастерской учеником сапожника -
пусть-де сперва выучится ремеслу, а там посмотрим. Нежданно грянувшие
события огорчили и отца и сына. В мечтах юный Башмаков уже был хозяином на
месте злыдня-отца, думал поквитаться с ним за суровость и недооценку своих
способностей, и вдруг все перевернулось, власть взяли бедняки, лавка была
конфискована, деньги появились другие, советские. А так хотелось отомстить
старому хрычу за то, что помыкал им, звал короткошеим остолопом. Как тут
быть? Ни лавки, ни мастерской нет, а на улице поют под красным флагом: "Кто
был ничем, тот станет всем". Соблазнительно поют, звонко.
И юный Башмаков ушел из семьи лавочника и мироеда в недавно созданную
коммуну. Его приняли охотно,- потому что был сапожником и добровольно порвал
связи с отцом-эксплуататором. А потом приняли и в комсомол, хотя имя и
отчество у него принадлежало старому миру. Выручили пролетарская фамилия и
активность в строительстве новой жизни. Через несколько лет, когда коммуна
распалась, он пошел в налоговые инспекторы и наконец-то отомстил отцу,
единолично занимающемуся сапожным ремеслом - задавил дополнительными
обложениями. И правильно: не давай сыну старорежимного имени, не считай
тупым, - не тупей тебя, а по сапожному делу так настоящий удалец, - не порть
анкету.
И вот Башмаков был выдвинут на руководящую работу - сперва
председателем артели (после войны на ее основе был создан нынешний
пищекомбинат), потом инструктором в земотдел и пошел, пошел... Он далеко бы
пошел, он не пил, не глядел на женщин чужой принадлежности, вовремя платил
взносы, выступал на собраниях, но трех классов для руководящего работника
среднего звена было маловато. Предлагали учиться, да сперва не захотел,