"Александр Кабаков. Сочинитель" - читать интересную книгу автора

Тут, видимо, и был тот самый рубеж между жизнью и жизнью, пустое
время молодости, тупое тренировочное время, однообразный пот и пыльные
маты не задевших души постелей, с прочитанными и вошедшими только в
подкорку книгами, с чувствительностью кожи слишком сильной, делающей
наслаждение быстрым и кратким, легко забывающимся в нескончаемых
повторениях... Боже, было ли это? Ну было, было. А зачем, Боже? Неужто
сейчас дано понять смысл и назначение?
Ломая красные, реже желтые, еще реже синие тюльпаны, катались по
пыльной даже весной степной земле, под ее грудью не было складок, потому
что была то еще не грудь, а сильно вспухший сосок, и резинка, вытащенная
из вздержки и связанная для тугости узлом, с трудом пропускала руку, и
пальцы обжигало обнаруженными как бы не на законном месте волосами, тут
все и кончалось. С этого все и началось.
Теперь можно иногда случайно, в самой неожиданной части города,
встретить немолодую женщину с пустым и озабоченным выражением лица,
которое проступает сквозь любой грим, оглянуться, кивнуть - и не
почувствовать ровным счетом ничего. Между жизнью и жизнью была нейтральная
полоса, а может, жизней было даже больше, чем две. Вскрытие покажет, как
принято выражаться, теперь уже вскрытие покажет...
А пока идет, длится другая, новая, последняя жизнь.
Ну, как работается? Ничего, нормально, все нормально. Сколько у тебя
сегодня времени? Часа полтора, может, два, извини, больше не получится.
Почему ты извиняешься, я тоже больше не могу, мне к пяти на передачу.
Хорошо, я отвезу тебя, пока идем где-нибудь попробуем пообедать. Да где же
ты пообедаешь, опять будешь искать и злиться, давай просто где-нибудь
выпьем кофе, а поем я в Останкине. Ты-то поешь, а я сам голодный, идем,
идем... Ну, а как у тебя дела? Были новые предложения? Кто из режиссеров
глаз положил? Не говори чепухи и пошлостей, это уже не ревность, ты просто
хочешь меня обидеть. Извини, ну извини... Ладно. Только не пей сегодня,
хорошо? Хорошо, не буду, только одну рюмку. Ну грех же не воспользоваться,
если в этой помойке оказался приличный коньяк... Командир, в Останкино,
червонец, поедешь?.. А, мать... В Останкино, командир... Слушай, я
опоздаю, давай в метро, будет быстрее. Если следующий не повезет - хорошо,
пойдем в метро... Вот видишь, все-таки едем. Поцелуй меня, и давай больше
не спорить, ладно? Ладно. Ты меня любишь? Любишь-любишь.
И никогда, никогда, никогда не описать эту тьму, и огни, и асфальт, и
дождь, и езду. Так и сдохну, и никто не узнает, что это такое - вечерняя,
ночная езда по Москве в такси, на леваке, под слишком громкую музыку...
Может, кто-нибудь уже описал или опишет? Ну, спасибо тебе за такую
перспективу! Я сам хочу, понимаешь, сам, и никто это не опишет никогда -
то, что видел я, понимаешь? Понимаю, конечно, понимаю... И если я это не
опишу, то это умрет, понимаешь, значит, я вместе с собой уморю все это...
извини, я говорю банальности, мне не хочется искать другие слова...
Ничего. Не расстраивайся, милый, любимый, не расстраивайся и не пей,
пожалуйста, я тебя прошу, хорошо? Хорошо.
Самое главное - это именно красные хвостовые огни, это важнее всего.
И еще исчезновение деталей в темноте и под дождем, праздничная нарядность
мокрого асфальта и красных уплывающих огней...
Если это вдруг случайно можно продолжить, если повезло и в сумке
болтается купленная у ханыги возле Елисеевского за двадцатку бутылка -