"Александр Кабаков. Поход Кристаповича." - читать интересную книгу автора

В это же мгновение Мишка невесть каким слухом поймал - открывается в
дальней дали необозримого коридора входная дверь, тихо идут... двое или
трое... идут. "Умник, Мишка! - про себя крикнул Кристапович. - Умник, взял
из машины бульдожку!" И уже повалил одуревшую сразу Нинку, взгромоздился
сверху, потянул на спину одеяло до самого затылка, ноги поджал - так что
вылезли наружу только Нинкины голые, и, поднимаясь и опускаясь под одеялом
самым недвусмысленным образом, чтобы и от двери было видно, чем люди
занимаются, прямо в лицо женщине раздельно выговорил: "Это за мной, не
бойся, молчи..." Револьвер уже держал в левой, не слишком сильно
упирающейся в простыню руке, правую приготовил к главному толчку.
Двое уже вошли в комнату, интеллигентного тембра насмешливый голос
протянул по-малаховски:
- Приитнава апп-тита, Миш...
Тут же в шею, прямо в подзатылочную ямку уперся ствол - судя по
ширине трубы, чуть ли не с водопроводную, "люгер" или "маузер". Прием под
это дело шел классически, но кроме тех, кто в свое время достаточно
почитал всякой ерунды, никто этой сыщицкой уловки не знал. Мишка как бы от
ужаса чуть дернул головой, прижав затылок как можно крепче к стволу, на
секунду как бы обмяк и - изо всех сил, уже почти ощущая входящую в мозги
пулю, ударил головой назад, одновременно поворачивая ее резко влево, так
что ствол сразу ушел в сторону, почти не почувствовав содранной металлом
кожи, услышал стук упавшем и, судя по звуку, сразу уехавшего с
прикроватного половичка под кровать пистолета, и без интервала, почти
наугад, но все же успев увидеть и оценить главные расстояния - четыре пули
подряд над их головами, и всей тяжестью американской офицерской бутсы,
извернувшись, но продолжая опираться на кровать правой рукой - по зеленым
дудочкам, под самую развилку, и коротеньким рыльцем бульдожки второму
поперек переносицы, чтобы сразу кровь в глаза, и снова первого, уже
поднявшегося, с поворотом спиной, каблуком чуть правее нижней пуговицы
клетчатого коричневого пиджака, по затылку просто кулаком, и второго,
ослепшего, кольцом рукоятки прямо сверху, по макушке, чуть сзади
заходящего на лысину красно-пергаментного термитного ожога, по съехавшей
мятой шапке, и прыжок к двери, и Нинке - "Одевайся, иди в коридор, если
соседи придут - чтобы никто ни о чем!", и, пропустив обезумевшую, в
немецком халате наизнанку, задравшемся выше задницы, успокоив дыхание -
им:
- За "приятного аппетита" - спасибо, но запомните: порядочные люди
этим делом днем не занимаются. Теперь слушаю вас.
Стиляга опомнился первым: помоложе, покрепче, да и "ванюшей" не
паленый. Сел на полу, осмотрелся, с омерзением задержался взглядом на
собственных мокрых штанах, подавился рвотой, обтер негритянские, да еще и
в темных каких-то пятнах, вроде веснушек, губы. Выговорил неразборчиво:
- Молодец, Миша, - кое-как собрался, переполз на стул, глянул на
покачивающиеся у двери два ствола, короткий Мишкиного "кадета" и тяжелый
своего "люгера". - Слушаешь, значит... Ну, ладно... Где татарка?
- Не ваше дело, юноша, - строго ответил Кристапович и вдруг
сообразил, что между ними и разница по возрасту - года три, не больше.
Улыбнулся - скорее не искренне, а специально, чтобы полный страх навести.
- Татарка там, где надо. Слушаю дальше.
- Деньги отдай, Миша, они не мои, меня кончат за них, - тихо попросил