"Вячеслав Кабанов. Все тот же сон " - читать интересную книгу автора

Вот Никифоров рассказал, как теперь уже горцы попытались отбить у
батальона скот и лошадей, но неудачно.

Тотчас через лазутчиков узнали, из какого селения была шайка. Через
несколько дней баталион при двух орудиях был направлен туда. Подошли мы
ранним утром; на возвышенности поставили орудия и после нескольких гранат
зажгли аул. В нем никого не оказалось. Кроме кур и разной рухляди, ничего не
было: наверное, жители предупреждены были нашими же лазутчиками. Мы сожгли
все хаты, уничтожили огороды, посевы и к обеду вернулись домой.

Такая простая безмятежная картинка. Но что-то давно знакомое она
навеяла.

Отряд пошел дальше вслед за горцами, и на склоне второй балки открылся
аул.

Бутлер со своей ротой бегом, вслед за казаками, вошел в аул. Жителей
никого не было. Солдатам было велено жечь хлеб, сено и самые сакли. По всему
аулу стелился едкий дым, и в дыму этом шныряли солдаты, вытаскивая из
саклей, что находили, главное же - ловили и стреляли кур, которых не могли
увести горцы. Офицеры сели подальше от дыма и позавтракали и выпили.

Это - "Хаджи-Мурат" Льва Толстого. Интересно, что среди восьмидесяти
двух газетных, журнальных, книжных и рукописных источников, на которые
опирался Толстой, сочиняя "Хаджи-Мурата", воспоминаний Никифорова нет. Как
нет и вообще "Русского Вестника". Однако, как видим, совпадения
обстоятельств набега удивительны.

Молодой Никифоров тоже, видимо, хорошо пообедал после набега, потому
что, как и молодой Бутлер, чтобы удержать свое поэтическое представление о
войне, никогда не смотрел на убитых и раненых. Он до конца своих дней
сохранил о молодом времени хорошие воспоминания. И все бы было хорошо, да
только Лев Толстой все испортил: рассказал про то, что было в ауле, когда
ушли, сделав дело, солдаты, то есть священная рука человеколюбивого
правителя уже отверзла врата благоденствия.

Вернувшись в свой аул, Садо нашел свою саклю разрушенной: крыша была
провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены, и внутренность огажена. Сын
же его, тот красивый, с блестящими глазами мальчик, который восторженно
смотрел на Хаджи-Мурата, был привезен мертвым к мечети на покрытой буркой
лошади. Он был, проткнут штыком в спину... Старик дед сидел у стены
разваленной сакли и, строгая палочку, тупо смотрел перед собой. Он только
что вернулся с своего пчельника. Бывшие там два стожка сена были сожжены;
были поломаны и обожжены посаженные стариком и выхоженные абрикосовые и
вишневые деревья и, главное, сожжены все улья с пчелами...

Фонтан был загажен, очевидно, нарочно, так что воды нельзя было брать
из него. Так же была загажена и мечеть, и мулла с муталимами очищал ее.

Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали