"Любовь Кабо "Ровесники Октября" (роман) [H]" - читать интересную книгу автора

хорошо, ребята тебя любят.
- Вроде любят, - не сразу отозвался Макса.
- Ты работай, ничего. Слышишь?
- Слышу.
- Ничего, работай, друг. Поддержим. Ничего не бойся.
- Я не боюсь.
- Вот так. Хороший вожатый, понимаешь...
И, сбросив старенький свой бушлат, поплевывая на ладони, пошел к турнику.
И все ребята восторженно устремились за ним. А Макса стоял в стороне и
странно так улыбался, будто это не его хвалили только что.


4. ПЕРВАЯ ОПЫТНО-ПОКАЗАТЕЛЬНАЯ


Всем нам запомнился самый первый день в школе: родителям, детям. Лица
родителей светлели, когда Клавдия Васильевна обращалась к малышу со
словами: "Что ж, придется тебя, очевидно, принять... Мама, но как это
получилось, что ваш сын не умеет шнуровать ботинки?" И светлоголовый
Игорек Остоженский, пыхтя от напряжения, демонстрировал, что шнуровать
ботинки он, в общем-то, может. И маленькая Женька, когда ее спросили, что
она умеет делать, схватила маму за руку и обреченно прошептала: "Ничего".
А когда Мария Игнатьевна Вяземская привела троих своих, только что
привезенных из провинции прелестных детей, и девочки послушно "макнули",
как делала это когда-то сама Мария Игнатьевна, бывшая воспитанница Дома
дворянских сирот, а мальчик учтиво шаркнул ножкой, - Клавдия Васильевна
погасила веселую искорку, мелькнувшую было в ее глазах, и легонько
потрепала по плечу младшую, Маришку: "Никогда не делай этого, хорошо,
Маришенька? Ребята будут смеяться..."
А дальше все они зачислялись в приготовительную группу, так называемую
"нулевку": рисовали, лепили, клеили, строили куклам дома и насмерть
закупывали кукол под водопроводным краном в коридоре. Потом вырастали - с
маленьких табуреточек пересаживались на большие, и уже не один общий стол
стоял в классной комнате, а у каждого был свой отдельный, и учительница
читала вслух не "Кота в сапогах", а "Путешествие в Африку" и о том, как
рабочие шли к царю просить защиты. И они сами читали, считали,
рассказывали,- когда-то они выучивались всему. И помогали на кухне
готовить себе обед. и мыли за собой посуду. И снова что-то такое делали:
катались на салазках зимой или весной работали на огороде. Или просто
бегали как сумасшедшие по квадратному школьному двору: играли в лапту, в
"алое-белое", в "казаков-разбойников". И снова шли в класс, неразлучные,
как дети одной матери. Или - в мастерские. Или - в зал, где Клавдия
Васильевна сама садилась к роялю и, весело поглядывая на них, пела чуть
дребезжащим, негромким голосом: "Гоп, мои гречаники..." или "У сусида хата
била..." - а они, как могли, подпевали. И трудно было понять, где
кончаются уроки и где начинается внеурочное время. И школа была школой, и
школа была домом, семьей - всем на свете. И все то время, что они были в
школе, за ними следили умные, все замечающие глаза.
Учителя писали в своих отчетах: Соня Меерсон становится все увереннее, ее
уже не нужно подбадривать, брать за руку, как раньше..." Учителя писали: