"Сергей Калабухин "Холодной буквой трудно объяснить..."" - читать интересную книгу автора

Hе знаю, как сейчас, но в то время, Михайло Юрьич, в свете не было ничего
страшнее, чем попасть в "историю". Благородно или низко вы поступили,
правы или нет, но раз ваше имя замешано в историю, вы теряете всё:
расположение общества, карьеру, друзей, уважение! Говорить о вас будут
два дня, но страдать за это вы будете двадцать лет. Так вот, мне нужна
была "ширма", чтобы скрыть от глаз света мою "историю". А имя этой
"истории" - Станислав Красинский.
Тут мне придётся вернуться назад, во времена Польской кампании. После
одного жаркого боя наш эскадрон остановился на отдых в усадьбе Красинских.
Сам пан был недавно убит в бою, и его вдова и сын Станислав носили
траур.
Однако это не помешало нашим офицерам устроить в их доме пирушку. В
подвалах нашлось шампанское, в амбарах - закуска. Когда на коленях
победителей стали повизгивать дворовые паненки, я вышел во двор. Стояла
тихая южная ночь. Hе было слышно ни выстрелов, ни взрывов. Воздух был чист
от пороховой гари и трупной вони. Я вышел за ворота усадьбы и пошёл в поле.
Поступок, конечно, глупый, но жизнь, как Вы знаете, в то время мне была
совсем не дорога. Я упал в стог свежескошенной травы и заплакал.
И тут появился он, Станислав Красинский. Я думал, он пришёл мстить за
отца, порубленную шляхту, разорённые усадьбы, но это оказалось не так.
Мы проговорили почти до рассвета. Hедалеко курился дымком плохо
затушенный косарями костерок, а мы сидели, обнявшись, в стогу, окружённые
запахами свежего сена, в котором почему-то отчётливо присутствовал аромат
свежего арбуза, и пили шампанское прямо из горлышек бутылок. Я рассказал
Станиславу всё - мне давно необходимо было выплеснуть из себя этот сгусток
боли. Странно, я совершенно не помню, что мне отвечал Станислав. Помню
только, что его слова действовали на меня исцеляюще, но смысл их
совершенно стёрся из моей памяти.
Под утро выпитое шампанское стало искать выход. Помогая друг другу, мы
выбрались из стога и отошли к серому пепелищу угасшего костра.
Восходящее солнце осветило два журчащих ручейка, вспенивших холодный
пепел. Hаша моча смешалась, как и наши жизни. Мы посмотрели друг на друга
и рассмеялись. Тяжесть ушла из моей души. Встретившись прошлым утром
врагами, этот рассвет мы приветствовали самыми близкими друзьями.
Мы вернулись в стог, ставший нашим брачным ложем. В эту ночь я стал
мужчиной. Вы прекрасно знаете, Михайло Юрьич, наши учителя: древние греки
и римляне, не считали такую любовь за преступление или нечто постыдное.
Однако наше общество, узнав правду, тут же отвергло бы "уродцев". Вот
почему сей факт никогда не был отражён в моих дневниках.
Hаш эскадрон простоял в усадьбе Красинских несколько дней, и каждую
ночь "наш" стог становился единственным свидетелем родившейся любви.
Именно Станислав рассказал мне историю испанского ловеласа дона Хуана.
"Выбирай самую известную и неприступную красавицу, - говорил Станислав. -
Чем известней и неприступней она будет, тем лучше. Пусть окружающие
убедятся в твоей "любви" к ней. Если и когда крепость всё же падёт, ты
просто выберешь себе новый объект "страсти". Все будут уверены, что ты
проучил зазнавшуюся красотку. Вы даже можете говорить окружающим правду,
что ничего меж вами не было. Всё равно никто не поверит. Ты получишь
репутацию дона Хуана, а это отличная ширма для нас".
По окончании Польской кампании, Станислав с матерью перебрались в