"Андрей Калганов. Родина слонов ("Шаман всея Руси" #2) " - читать интересную книгу автора

с трудом отодрал пятерни Филиппа от своей шеи. Что делать с ромеем,
Белбородко не мог ума приложить. Не будь Филипп изранен, успокоил бы ударом
в челюсть.
- Рушники неси, да чтобы подлиннее! - крикнул Степан, отбиваясь от
взбесившегося купца.
Марфуша кинулась вон и через миг вернулась с требуемым.
Степан навалился всем телом, прижимая Филиппа к лавке (слава богу,
весил Белбородко за центнер). Заорал так, что бабка-знахарка охнула.
- Вяжи батьку!
Ромей обхватил Степанову шею и сдавил с такой силой, что тот захрипел.
Белбородко попытался сорвать захват - куда там, руки Филиппа были словно из
камня. В глазах у Степана потемнело. Еще немного, и... Наконец толпившиеся
бабы сообразили, что не худо бы подсобить. Кто-то бросился на двор и
притащил заступ. Просунули черен в зазор захвата, навалились всем миром...
Степан закашлялся и... от всей души впечатал кулак в челюсть болезного.
Бог с ней, с врачебной этикой! Ромей закатил глаза и наконец угомонился.
Потирая истерзанную шею, Белбородко скатился с ромея, вырвал у Марфуши
рушники и привязал ими конечности пациента к лавке, на которой тот возлежал.
Как раз вовремя, потому что Филипп вскоре очухался и снова начал
бесноваться...
Марфуша принесла откуда-то книгу в кожаном переплете, положила под
голову отцу. Степан не стал спрашивать, что это за книга. И так ясно:
девушка решила, что в отца вселился бес, а что лучше изгоняет бесов, чем
Библия.
К ночи зелье отпустило, и раненый забылся тревожным сном. Кажется, он и
во сне сражался с татями...

Через четыре седмицы Филипп встал на ноги и щедро отблагодарил
спасителей. На ромейские монеты Белбородко справил хоромы, немногим
уступающие Любомировым. А Кудряш и Радож получили двух отменных скакунов,
которым мог бы позавидовать сам василевс.

Глава 3,
в которой враги поджигают детинец, но сталкиваются с таинственным

Лето Года Смуты. Куяб

Широкой дугой стояли повозки, сцепленные друг с другом толстыми
веревками. За повозками блистал Днепр. Внутри полукруга холмились шатры
Истомы, княжьих ближников и начальников сотен; поодаль были разбросаны
палатки десятников и простых воинов. Дымились кострища, кое-где на углях
пеклось мясо. Вой, что не были заняты разбоем, пили брагу, горланили песни,
дрались, лапали продажных девок, что прибиваются к любому войску. Но
бездельных воев было немного - со всех сторон к лагерю стекались кмети,
седельные сумы которых трещали от награбленного добра. Всяк хотел урвать
напоследок...
Хмурые, недовольные тем, что не могут поучаствовать в грабеже, у
тележного заслона переминались стражники, проклиная тех, кто поставил их в
такую жару караулить.
Ловкач едва не загнал мерина, прежде чем добрался до стана. Он бы во