"Итало Кальвино. Космикомические истории " - читать интересную книгу автора

сконцентрируется и вернется в одну точку, чтобы потом все началось сначала.
Однако многие из нас только на это и рассчитывают и строят планы на то
время, когда мы снова будем все вместе. В прошлом месяце захожу я в кафе на
углу, и кого, по-вашему, я там вижу? Синьора Pbert Pberd!
- Что поделываете хорошего? Зачем пожаловали в наши края?
Оказывается, он работает в Павии представителем какой-то фирмы
пластмасс. Он ничуть не изменился - все тот же золотой зуб и подтяжки в
цветочках.
-Когда мы вернемся туда, - сказал он мне на ухо, - нужно будет
позаботиться, чтобы кое-кто теперь уже туда не попал... Вы понимаете, эти
Z'zu...
Я хотел было ответить ему, что уже многие из наших говорили мне то же
самое, но только добавляли: "Вы понимаете, этот синьор PbertPberd..."
Чтобы не скатиться по этой наклонной плоскости, я поспешил сказать:
- А синьора Ph(i)nko? Как по-вашему, мы ее найдем?
- Да... Ее, конечно... - пробормотал он, слегка покраснев.
Для нас всех надежда вернуться в одну точку означала прежде всего
надежду снова оказаться вместе с синьорой Ph(i)nko. Это относится и ко мне,
хотя я и не верю в возвращение. И тогда в кафе, как это случается всегда, мы
начали с умилением вспоминать о ней; перед этими воспоминаниями отступила
даже моя неприязнь к синьору PbertPberd.
Секрет обаяния синьоры Ph(i)nko заключался в том, что мы не ревновали
ее друг к другу. И даже не сплетничали о ней, хотя все знали, что она была,
как говорится, "в близких отношениях" с синьором де XuaeauX. Ho если есть
всего одна-единственная точка, то ни один из тех, кто в этой точке
находится, не может быть ни ближе, ни дальше, и значит, мы все были с ней "в
близких отношениях". Если бы дело шло о какой-нибудь другой женщине, то
трудно даже представить, что говорили бы у нее за спиной. Уборщица первая
готова была пустить любую сплетню, да и остальные подхватили бы ее без
промедления. О семействе Z'zu, например, приходилось слышать черт знает что:
самая грязная клевета не щадила ни отца, ни мать, ни братьев, ни сестер. А с
синьорой Ph(i)nko все было наоборот: я сам был точкой и находился в ней, и
она была точкой и находилась во мне, под моей защитой, и от этого я
испытывал двойное счастье, и то же испытывали все остальные. Большей
близости и большей чистоты (ведь любая точка сама по себе непроницаема!)
нельзя было пожелать.
И она сама испытывала то же самое: мы все были в ней, а она была во
всех нас, и это доставляло ей двойную радость, и она всех нас одинаково
любила.
Нам было так хорошо, что не могло не случиться что-нибудь необычайное.
И в один прекрасный миг она сказала:
- Ах, ребятки, будь тут хоть немного попросторнее, с каким
удовольствием я сделала бы вам лапшу!
Этих слов было достаточно, чтобы мы подумали о пространстве, в котором
двигались бы взад и вперед ее полные руки, раскатывая тесто скалкой, и ее
пышная грудь склонялась бы над широкой кухонной доской, и взбивались бы яйца
в углублении посреди высокой горки муки, и ее руки, до локтя белые от муки и
блестящие от масла, месили бы и месили тесто, мы подумали о пространстве,
которое занимала бы мука, и зерно, из которого смололи бы муку, и поля, на
которых вырастало бы зерно, и горы, с которых стекала бы вода, орошая поля,