"Итало Кальвино. Паломар" - читать интересную книгу автора

зажечь и погасить фонарик, развернуть и вновь сложить большую карту,
потерять и снова отыскать ориентиры.
С тех пор как Паломар в последний раз глядел на звезды, минули недели
или даже месяцы, и небо совершенно изменилось; Большая Медведица теперь, в
разгаре августа, видна на северо-востоке - прилегла, свернувшись чуть ли не
клубочком, на ветвях деревьев; Арктур снижается отвесно над холмом и тащит
за собой весь север Волопаса; точно на востоке виден блеск высокой одинокой
Веги; раз там Вега, значит, здесь, над морем, Альтаир, а там вон из зенита
шлет холодный луч Денеб.
Этой ночью в небе звезд гораздо больше, чем на любой из карт;
запечатленные на схеме очертания в реальности сложней и не такие четкие; тот
треугольник или ломаную линию, которые ты ищешь, может содержать любая
россыпь звезд, и каждый раз, когда ты поднимаешь на созвездие глаза, оно
чуть-чуть меняется.
При опознании созвездия решающим критерием является его реакция на зов.
Гораздо убедительней, чем соответствие действительных фигур и расстояний их
обозначению на карте, отношение огненной точки к имени, которым она названа,
ее готовность слиться с ним, отождествиться. Нам, чуждым всякой мифологии,
их названия кажутся несообразными и произвольными; однако они явно не
взаимозаменимы. Если Паломар определил название правильно, он понимает это
по тому, что существование светила сразу начинает представляться бесспорным
и необходимым; если нет - звезда теряет приписанное ей имя через несколько
секунд, как будто бы стряхивает его, и вот уж неизвестно, где она
располагалась и вообще что это за светило.
Не раз случалось Паломару ту или иную стаю звезд, сверкающую где-нибудь
недалеко от Змееносца, счесть Волосами Вероники - дорогим ему созвездием; но
он не ощущает трепета, с которым их обычно узнавал - роскошные и легкие. Не
сразу вспоминается ему, что в это время года их не видно.
Значительная часть небес покрыта светлыми полосками и пятнами; Млечный
Путь с приходом августа густеет и как будто разливается; мрак в это время
так разбавлен светом, что пропадает впечатление черной бездны с
выделяющимися на ее фоне звездами, все - будто на одном и том же плане: и
мерцание, и серебристое облако, и тьма.
Где же та геометрическая четкость звездного пространства, к которой
столько раз испытывал потребность обратиться Паломар, чтоб оторваться от
земли, где столько лишних осложнений, все так приблизительно и смутно? Когда
он наконец оказывается лицом к лицу со звездным небом, все куда-то
ускользает... Даже то, что вроде бы он чувствовал с особой остротой, - сколь
мал наш мир в сравнении с бескрайними пространствами, - не так уж очевидно.
Небесная сфера где-то наверху, она видна, но составить представление о ее
масштабах или дальности нельзя.
Поскольку излучающие свет тела вселяют неуверенность, то остается
доверяться только тьме, пустым участкам неба. Есть ли что-то постоянней,
нежели ничто? Однако и ничто уверенности стопроцентной не дает. Завидев в
небесах прогалину, чернеющую брешь, он вглядывается в нее так пристально,
что, кажется, проваливается туда, вот уже и там как будто возникла светлая
крупинка, пятнышко, веснушка, но он не знает, существуют ли они на самом
деле или просто ему чудятся. Возможно, это проблеск вроде мушек, вьющихся
перед закрытыми глазами (темный небосвод подобен обороту бороздимых ими
век), возможно, отсвет Паломаровых очков, но может статься также,