"Итало Кальвино. Паломар" - читать интересную книгу автора

освещенными витринами, где полусонные рептилии укрьшись средь ветвей, утесов
и песка из их родных лесов или пустынь, - зеркало миропорядка, считать ли
таковым отражение на земле небесного свода идей или же внешнее проявление
таинственного естества вещей, внутренних законов сущего.
Быть может, более самих рептилий смутно привлекает Паломара эта
атмосфера? Воздух, точно губка, насыщен теплой вялой сыростью; тяжелый,
резкий запах гнили заставляет задержать дыхание; свет и мрак застаиваются в
недвижном месиве ночей и дней, - выходит, это должен чувствовать любой,
выглядывающий за пределы человеческого мира? В каждой клетке павильона -
мир, который был до человека или будет после, словно в доказательство того,
что человеческий - не вечный, не единственный. Не для того ли, чтобы лично
убедиться в этом, и обозревает Паломар загоны, где спят питоны и боа,
гремучие бамбуковые змеи и бермудские древесные ужи?
Но ведь каждая витрина - только крошечный образчик тех миров, где
человека нет, изъятый из природной целокупности, которой никогда могло бы и
не быть, - считанные кубометры атмосферы, где замысловатые устройства
обеспечивают заданные влажность и температуру. Значит, бытие любого
экземпляра этого доисторического бестиария поддерживается искусственно, как
будто это некие гипотезы, плоды воображения, языковые построения,
парадоксальная аргументация, имеющая целью доказать, что настоящий мир лишь
наш...
Как если бы внезапно издаваемый рептилиями запах сделался невыносимым,
Паломар вдруг чувствует потребность выйти поскорей на воздух. Он должен
пересечь обширный крокодилий зал с вереницей разделенных переборками
бассейнов. Возле каждого лежат на суше крокодилы - в одиночку или парами,
невыразительных цветов, коренастые, шершавые, отталкивающие, грузно
распростертые, распластанные по земле во всю длину и ширь своих свирепо
вытянутых морд, холодных животов, больших хвостов. Кажется, все спят,
включая тех, которые лежат с открытыми глазами, хотя, может быть, напротив,
удрученные, остолбенелые, все бдят, пусть и сомкнув глаза. Порою кто-нибудь
неторопливо встряхивается, чуть приподнявшись на коротких лапах, подползает
к краю водоема, плюхается с глуховатым шумом, поднимая волны, и покачивается
там, наполовину погруженный в воду, столь же неподвижный, как и прежде.
Безмерное терпенье или беспредельное отчаянье? Чего же ждут они, или чего,
быть может, перестали ждать? В какое из времен погружены? Во время их
биологического вида, не связанное с протеканием часов, бегущих от рождения к
смерти индивида? Геологических эпох, перемещения материков и отвердения коры
поднявшейся над океаном суши? Медленного охлажденья солнечных лучей? Нет,
мысль о времени вне человеческого опыта невыносима. Паломар спешит покинуть
павильон, заглядывать в который можно только изредка и мимоходом.


УМОЛЧАНИЯ ПАЛОМАРА

ПАЛОМАР ПУТЕШЕСТВУЕТ

Песчаный газон

Дворик, весь усыпанный песком - белым, крупным, чуть не гравием,
исчерченный бороздками - прямыми параллельными и в виде концентрических