"Итало Кальвино. Тропа паучьих гнезд" - читать интересную книгу автора

другого. Ферт не твердит, как обычно, что он не верит, будто у Пина есть
зарытый пистолет. А может, это неправда, что все они не верят ему, может,
они говорят так только для того, чтобы подразнить его? В сущности, Ферт тоже
хороший парень - когда с ним вот так разговоришься; объясняя, как устроен
пистолет, он увлекается и становится добрым. И даже пистолеты, когда
беседуешь о них, разбираясь в их механизме, перестают быть орудиями убийства
и оказываются причудливыми, волшебными игрушками.
Но остальные партизаны угрюмы и необщительны. Они не обращают внимания
на Пина, который вертится подле них, и не желают петь. Скверно, когда уныние
пронизывает людей, как холодный туман, когда они перестают доверять своим
командирам и воображают, что их уже окружили немцы, карабкающиеся с
огнеметами по поросшему рододендронами склону. Тогда людям начинает
казаться, будто они обречены перебегать из долины в долину и гибнуть один за
другим и что войне не будет конца. В такие минуты всегда завязываются
разговоры о войне, о том, когда она началась, кому она понадобилась, когда
она кончится и будет ли тогда лучше или еще хуже, чем прежде.
Пин не видит большой разницы между теперешним временем и тем, когда
войны не было. Ему представляется, что с тех самых пор, как он родился, все
только и говорили что о войне; вот только бомбежки и затемнения начались
позднее.
Над горами то и дело пролетают самолеты, но здесь можно смотреть на них
снизу вверх, не убегая в щели. Потом издалека, со стороны моря, доносятся
глухие взрывы бомб, и люди начинают думать о своих домах, возможно уже
разрушенных, и говорить, что война никогда не кончится и не поймешь, кому
она нужна.
- Я-то знаю, кому она понадобилась! Я видел их своими собственными
глазами! - Это встревает в разговор Жандарм. - Студентам, вот кому!
Жандарм еще более невежествен, чем Герцог, и почти так же ленив, как
Дзена Верзила; когда его отец, крестьянин, сообразил, что ничто не заставит
его сына взять в руки мотыгу, он сказал: "Иди-ка в жандармы" - и тот пошел;
носил черный мундир с белой портупеей, служил в городе и в сельской
местности, никогда толком не понимая, что его заставляют делать. После
"восьмого сентября" 1 его заставили арестовывать отцов и матерей тех, кто
уклонился от призыва; однажды он узнал, что его собираются отправить в
Германию, потому что пошли слухи, будто он за короля, и тогда он сбежал.
Поначалу партизаны думали пустить его в расход за то, что он арестовывал их
родителей, но потом поняли, что он просто жалкий бедняк, и направили в отряд
к Ферту, потому что во всех остальных отрядах держать его не пожелали.
1 8 сентября 1943 г. правительство Бадольо объявило о капитуляции
Италии, после чего гитлеровская Германия оккупировала Северную и Центральную
Италию.

- В сороковом году я был в Неаполе, - говорит Жандарм, - и знаю, как
было дело. Во всем виноваты студенты. Они размахивали флагами и плакатами,
пели про Мальту и Гибралтар и требовали пятиразовой кормежки.
- Помолчи уж, - говорят ему, - ты ведь был тогда жандармом; ты же был
на их стороне и разносил повестки в армию.
Герцог плюет и хватается за свой австрийский пистолет.
- Жандар-р-мы канальи, паскуды свинячьи, - цедит он сквозь зубы.
В его краях издавна воевали с жандармами; жандармов у них подстреливали