"Акилле Кампаниле. В августе жену знать не желаю" - читать интересную книгу автора

- Тогда, - сказал Павони, - давайте обойдем замок.

* * *

Они оставили Суареса тихо стонать на диване и прошли в соседнюю
комнату, которая служила столовой. Павони подошел к сидевшей у окна дряхлой
старухе со свирепым лицом и обнял ее со словами:
- Это самая дорогая из древностей в моем доме: моя мать.
Старуха положила себе в рот шоколадную конфету, аккуратно свернула
станиолевую обертку и сунула ее в карман.
- Моя мать, - громогласно объяснил хозяин дома, поскольку
восьмидесятилетняя старуха была глуха, - собирает станиолевые обертки от
шоколадных конфет, чтобы выкупить из рабства какого-нибудь негритенка.
- Ах, - заорал Джедеоне, у которого было доброе сердце, - я пошлю ей
несколько.
Старуха качнула головой.
- Она хочет собрать все сама, - объяснил Павони, - она очень ревностно
относится к этой своей благотворительной деятельности и до сих пор сама
съедала все конфетки, обертки от которых потом складывала.
- Все сама! - с гордостью сказала утробным голосом старуха, которая
понимала разговор по движениям губ.
- Поздравляю! - сказал Ланцилло так громко, как еще никто в мире не
произносил этого простого слова.
Павони добавил:
- Она собирает их уже тридцать лет, и даже не знаю, сколько этих
оберток она накопила. - Он наклонился к материнскому уху и заорал, что было
мочи: - Мама, сколько тебе еще осталось, чтобы выкупить негритенка?
Старуха, привыкшая к этому вопросу, завопила так, будто глухими были
остальные:
- Я почти кончила. Может, завтра отправлю посылку, если ты принесешь
мне коробку конфет. Я чувствую, что завтра за день я смогу набрать много
оберток.
- Хорошо, хорошо, - сказал Павони, который обходился с ней, как с
ребенком.
Он провел гостей в соседнюю комнату.
- Здесь, - сказал он, указывая на просторную кровать, - спал племянник
жены дяди шурина секретаря друга Наполеона. - И добавил: - Разумеется,
Наполеона III.
- А-а, - несколько разочарованно протянул Ланцилло, - я думал, великого
Корсиканца.
- Если бы! - пробормотал Павони. - Если бы богу так было угодно!
Пройдя через ряд других комнат, он остановился в одной и сказал:
- Здесь не произошло ничего особенного.
Гости долго осматривали ее в молчании. Потом пошли дальше.
Сколько умиротворенности в этих древних залах! И сколько грусти!
Внезапно гости услышали нежный звук. Они пошли на него и оказались в
светлом и просторном зале, где прекрасная девушка играла на старинном
клавесине.
- Моя дочь, - сказал старый синьор.
В нем, еще совсем недавно таком жизнерадостном, внезапно произошла