"Альбер Камю. Шведские речи" - читать интересную книгу автора

ведомым, позволяет устраивать любые мистификации.
Обе эстетики, так долго противостоявшие друг другу,- та, что зовет к
полному отрицанию реальности, и та, что призывает отбросить все, кроме
реальности, в конечном счете, несмотря на их антагонизм, объединились -
вдали от реальной действительности - в одной и той же лжи и ненависти к
искусству. Академизму правых неведомы горе и нищета, которые академизм
левых использует как оружие. Но в обоих случаях горе и страдания
усугубляются, а искусство приходит в упадок.


III

Нужно ли заключать из сказанного, что ложь является самой сутью
искусства? Напротив, я утверждаю, что направления, о которых я говорил до
сих пор, ложны лишь в той мере, в какой они не касаются его. Так что же
такое искусство? Это явление далеко не простое, вот что главное. И понять
его куда труднее под крики стольких людей, обуянных страстным желанием все
упрощать. С одной стороны, им хочется, чтобы гений был велик и недоступен
в своем одиночестве, с другой - его непрерывно принуждают уподобляться
всем окружающим. Увы, реальная действительность оказывается гораздо
сложнее. И Бальзак выразил это в одной-единственной фразе: "Гений походит
на всех, но никто не походит на него". Так же обстоит дело и с искусством,
которое ничего не стоит без реальной действительности, но и без которого
реальная действительность мало чего стоит. И в самом деле, разве может
искусство обойтись без реальности и разве может оно подчиниться ей?
Художник выбирает себе натуру в той же степени, что и она выбирает его.
Искусство в каком-то смысле есть бунт против мира во всем, что есть в нем
ускользающего и незавершенного: вот отчего художник стремится только к
тому, чтобы придать иную форму реальности, которую он тем не менее обязан
сохранить в ее первозданном виде, ибо лишь такою она служит источником его
вдохновения. В этом отношении все мы реалисты и никто не реалист.
Искусство - это ни полный отказ, ни полное согласие с тем, что существует
в этом мире. Но оно одновременно и отказ, и согласие, вот почему оно может
быть лишь мучительной, бесконечно длящейся борьбой. Художник постоянно
терзается этой раздвоенностью, не в силах отринуть реальность и, однако,
навсегда приговоренный опротестовывать ее во всем, что есть в ней извечно
незавершенного. Для создания натюрморта нужно, чтобы живописец и яблоко и
противостояли друг другу, и взаимодействовали. И если формы - ничто без
освещения, то они, в свою очередь, добавляют к этому освещению нечто свое.
Реальный мир, который своей сияющей красотой созидает живые тела и статуи,
принимает от них некий другой свет, повторяющий свет небесный. Вот тут-то,
на полдороге от художника к объекту его творчества, и рождается высокий
стиль.
Итак, дело вовсе не в том, должно ли искусство избегать реальности или
подчиняться ей, а в том, какую именно часть реальности должно вобрать в
себя произведение, чтобы не воспарить в облака или, наоборот, не стать
безнадежно приземленным. Эту задачу каждый художник решает по-своему, так,
как чувствует ее. Чем сильнее его бунт против реальной действительности,
тем тяжелее, вероятно, будет уравновешивающий груз этой реальности. Но
гнет этот никогда не сможет убить одинокую взыскующую душу художника.