"Альбер Камю. Шведские речи" - читать интересную книгу автора

большинство из нас - как у меня на родине, так и в Европе - отринуло этот
нигилизм и перешло к поиску нового смысла жизни. Им пришлось освоить
искусство существования во времена, чреватые всемирной катастрофой, чтобы,
возродившись, начать ожесточенную борьбу против инстинкта смерти ,
хозяйничающего в нашей истории.
Каждое поколение уверено, что именно оно призвано переделать мир. Мое,
однако, уже знает, что ему этот мир не переделать. Но его задача, быть
может, на самом деле еще величественнее. Она состоит в том, чтобы не дать
миру погибнуть. Это поколение, получившее в наследство изуродованную
историю - смесь разгромленных революций, обезумевшей техники, умерших
богов и выдохшихся идеологий, историю, где нынешние заурядные правители,
уже не умея убеждать, способны все разрушить, где разум опустился до
прислуживания ненависти и угнетению, должно было возродить в себе самом и
вокруг себя, основываясь лишь на собственном неверии, хоть малую часть
того, что составляет достоинство жизни и смерти. Перед лицом мира,
находящегося под угрозой уничтожения, мира, который наши великие
инквизиторы могут навечно превратить в царство смерти, поколение это берет
на себя задачу в сумасшедшем беге против часовой стрелки возродить мир
между нациями, основанный не на рабском подчинении, вновь примирить труд и
культуру и построить в союзе со всеми людьми ковчег согласия. Не уверен,
что ему удастся разрешить до конца эту гигантскую задачу, но уверен, что
повсюду на земле оно уже сделало двойную ставку - на правду и на свободу -
и при случае сможет без ненависти в душе отдать за них жизнь. Оно - это
поколение - заслуживает того, чтобы его восславили и поощрили повсюду, где
бы то ни было, и особенно там, где оно приносит себя в жертву. И уж, во
всяком случае, именно ему хотел бы я, будучи заранее уверен в вашем
искреннем одобрении, переадресовать почести, которые вы сегодня оказали
мне.
И теперь, отдав должное благородному ремеслу писателя, я еще хотел бы
определить его настоящее место в общественной жизни, ибо он не имеет иных
титулов и достоинств, кроме тех, которые разделяет со своими собратьями по
борьбе: беззащитными, но стойкими, несправедливыми, но влюбленными в
справедливость, рождающими свои творения без стыда, но и без гордыни, на
глазах у всех, вечно мятущимися между страданием и красотой и, наконец,
призванными вызывать из глубин двойственной души художника образы, которые
он упорно и безнадежно пытается утвердить навечно в разрушительном урагане
истории. Кто же после этого осмелится требовать от него готовых решений и
прекраснодушной морали?
Истина загадочна, она вечно ускользает от постижения, ее необходимо
завоевывать вновь и вновь. Свобода опасна, обладать ею так же трудно, как
и упоительно. Мы должны стремиться к этим двум целям, пусть с трудом, но
решительно продвигаясь вперед и заранее зная, сколько падений и неудач
поджидает нас на этом тернистом пути. Так какой же писатель осмелится,
ясно понимая все это, выступать перед окружающими проповедником
добродетели? Что касается меня, то должен повторить еще раз, что я отнюдь
таковым не являюсь. Никогда я не мог отказаться от света, от радости
бытия, от свободной жизни, в которой родился. И хотя тяга ко всему этому
повинна во многих моих ошибках и заблуждениях, она, несомненно, помогла
мне лучше разобраться в моем ремесле, она помогает и сегодня, побуждая
инстинктивно держаться всех тех осужденных на немоту людей, которые