"Альбер Камю. Лето в Алжире" - читать интересную книгу автора

профиль мужчины. Вот таким вечерам я и обязан своими понятиями о чистоте и
невинности. И я научился не отделять этих людей, полных неукротимой силы, от
неба, под которым кружат их желания.

На окраинах Алжира в кино иногда торгуют мятными пастилками, на которых
отпечатано красной краской все, что нужно для начала любви: 1) вопросы:
"Когда вы выйдете за меня замуж?", "Вы меня любите?" и 2) ответы: "Весной",
"Страстно". Подготовив почву, пастилку передают соседке - и она либо
отвечает тем же, либо прикидывается дурочкой. Бывало, в Белькуре вот так
люди и женились, и вся жизнь строилась на том, что им случилось обменяться
мятными конфетками. И в этом так ясно видна детская душа здешнего народа.
Быть может, признак молодости - всепобеждающее стремление к легким
радостям. Но еще того больше - торопливая, едва ли не расточительная
жадность к жизни. В Белькуре, как и в Баб-эль-Уэде, женятся совсем молодыми.
Работать начинают очень рано и за десяток лет исчерпывают опыт целой жизни.
К тридцати годам для рабочего игра уже сыграна. Подле жены и детей ему
остается только ждать конца. Все его радости были коротки и безжалостны.
Такова и вся его жизнь. И тогда становится понятным, что он рожден страной,
где человеку все дается ненадолго. Среди этой щедрости и изобилия жизнь
проносится в сильных страстях - внезапных, захватывающих, безоглядных. Она в
том, чтобы не созидать, но сжигать. А если так, незачем размышлять и
стремиться к совершенству. Понятие об аде, например, здесь просто милая
шутка. Подобные причуды воображения позволены разве что какой-нибудь ходячей
добродетели. И я думаю, в Алжире само слово "добродетель" - пустой звук. Не
то чтобы эти люди лишены были нравственных устоев. Нет, у них свои особые
принципы и правила. Не годится быть "непочтительным" с матерью. На улице
никто не смеет проявить неуважение к своей жене. Полагается оказывать
внимание беременной женщине. Не полагается нападать вдвоем на одного - "это
уж подлость". Кто не соблюдает этих простейших заповедей, тот "не мужчина" -
и дело с концом. На мой взгляд, все это веско и справедливо. Нас еще
немало - тех, кто бессознательно соблюдает этот устав улицы, единственный
бескорыстный устав, какой мне известен. Но в то же время здесь неведома
мораль торгашей. Когда полицейские ведут арестованного, я неизменно вижу на
всех лицах сочувствие. И еще не узнав, кто он - вор, отцеубийца или просто
инакомыслящий, люди говорят: "Бедняга!", а то и с оттенком восхищения:
"Сразу видно, разбойник!"
Иные народы созданы для гордости и для жизни. Как ни странно, они
особенно склонны к скуке. И совершенно не приемлют смерти. Если не считать
чисто чувственных радостей, развлечения алжирцев весьма непритязательны.
Общество любителей игры в шары и традиционные "обеды" однокашников или
однополчан,
И все же как вам объяснить, что эти образы смерти неотделимы от жизни?
Все ценности здесь неразрывно связаны. Вот излюбленная шутка алжирских
факельщиков: возвращаясь порожняком после похорон, они кричат с катафалка
встречным девушкам: "Садись, красотка, подвезем!" Не очень приятно, но
отчего бы не усмотреть в этом символ? Может также показаться кощунством,
если при известии, что кто-то скончался, вам отвечают, подмигивая: "Бедняга,
ему уж больше не петь". Или, как сказала одна жительница Орана, которая
никогда не любила мужа: "Бог мне его дал, Бог и взял". Но в конце концов я
не вижу, что в смерти священного, и, напротив, хорошо чувствую разницу между