"Дороти Кэннелл. Свистопляска с Харриет" - читать интересную книгу автора

Матильды - Долиш, и живут они на окраине Кембриджа. Вот что делает с людьми
возраст: сначала тебя покидает память, а затем и все остальное. Совсем скоро
я буду вынуждена подкрашивать волосы. - Она провела рукой по блестящим
платиновым волнам, озорно улыбнулась и изогнула прелестную бровь.
- Мне трудно поверить, что вам хотя бы на день больше тридцати пяти, -
заверил я с пылкой искренностью.
- Значит, вы слишком долго просидели в пустыне, общаясь лишь с
кокосами. - Ей пришлось повысить голос, так как аккордеонист направился к
нам, наигрывая "Счастливого бродягу". По счастью, старый пес, лежавший у
двери, внезапно пробудился и с утробным рыком набросился на ноги музыканта,
и тот быстро ретировался в дальний угол. - Я люблю, Морли, когда мне говорят
комплименты, - грустно продолжала Харриет, - но я вовсе не пустоголовая
блондинка. И если вы надеетесь льстивыми речами затащить меня в постель, то
я скажу auf Wiedersehen.
Она потянулась к сумочке.
- Но я... я ни в коем случае не хотел обидеть вас. - Мой стул с
грохотом упал, больно ударив по ноге, но я не спускал глаз с ее лица. -
Умоляю вас, поверьте, я вовсе не из таких.
- Возможно... - Она снова села, наблюдая, как я поднимаю стул. - Но
женщине нелегко путешествовать в одиночку. Ты почти физически чувствуешь
одиночество и хватаешься за каждую возможность дружеской беседы, особенно
когда встречаешь соотечественника. Но когда тебе пятьдесят семь, для тебя
уже не существует такого понятия, как излишняя осторожность. - К ней
внезапно вернулась улыбка. - Давайте, теперь можете мне сказать, что я не
выгляжу хотя бы на день старше сорока девяти.
Мне хотелось сказать ей, что она прекрасна в любом возрасте, но я
ограничился словами:
- Надеюсь, мы сможем узнать друг друга ближе, Харриет.
- Не будьте таким смиренным, Морли. - Она шлепнула меня сумочкой. -
Почему бы нам не уйти отсюда? Сегодня прекрасный вечер для прогулки.
Так начались наши слишком недолгие отношения с женщиной, которой
суждено было стать светом моей жизни. Это была первая из наших прогулок по
улицам Шенбрунна. Мы бродили по извилистым дорожкам парка между клумбами и
кустарниками, вдоль берега маленькой речки, которая журчала под мостиками из
желтовато-коричневого камня. По словам Харриет, меж валунов прятались
тролли, замышляя недоброе. Было в ней что-то эксцентричное, какая-то
удивительная беспечность, тем более примечательная, что она приехала в
Германию поправить здоровье. Харриет мужественно не вдавалась в подробности
своей болезни, только раз упомянула, что дело быстро пошло на поправку
благодаря заботе старых друзей, которые пригласили пожить у них столько,
сколько она пожелает. Они обитали на Глатцерштрассе, в крошечном городке
Летцинне, неподалеку от Шенбрунна.
Харриет не приглашала меня к себе. Она объяснила, что ее друзья
предпочитают уединение и ей очень не хотелось бы злоупотреблять их
великодушием. Рассказала о престарелой экономке, которая, помимо уборки и
стирки, еще и восхитительно готовит. Харриет утверждала, что ее никогда в
жизни так не баловали.
- В этом доме все идет как по маслу, - как-то сказала она, когда мы
сидели в кафе с клетчатыми скатертями на столах и цветочными горшками на
стенах. - Он как небо и земля отличается от моей квартирки в Уимблдоне. Там