"Дороти Кэннелл. Свистопляска с Харриет" - читать интересную книгу автора

мне приходилось самой убирать и мыть полы, если я не хотела дожидаться
четверга, когда заявлялась миссис Грин. Ты же знаешь, как нелегко найти в
Англии хорошую домработницу. Хотя, может, и не знаешь, ты же мужчина и давно
не казал носу на родину. Но поверь мне, Морли, было бы глупостью и подлой
неблагодарностью жаловаться на жизнь с Анной и Инго.
- Милая, жалобы - это не для тебя. - Мы далеко продвинулись с того
первого вечера в пивной, когда она испугалась, не вынашиваю ли я планы
пошлой интрижки. Мы провели вместе много счастливых дней и ночей. - Ты
никогда не говоришь о своей болезни.
- Тише! - Она наклонилась вперед, дразняще обнажив свои божественные
округлости, от которых моя душа неизменно начинала петь. - Ты обещал больше
не заговаривать об этом. Нет, меня это не расстраивает, мой нежный
исполин. - Она легко прижала палец к моим губам. - Но я хочу оставить это в
прошлом. Если бы ты встретил меня два месяца назад, ты бы головы не
повернул, а если и повернул, то вскочил бы на первого попавшегося верблюда и
ускакал назад в пустыню.
- Вздор! - Голос мой охрип от волнения.
- Дорогой, я знаю, что мы не встречали в Шенбрунне верблюдов, но это не
значит, что их здесь нет. Просто во время наших прогулок мы не сводим глаз
друг с друга.
- Я не верблюдов имел в виду, и ты это знаешь. - Мне пришлось
схватиться за края стола, чтобы сдержать дрожь. Ее духи, смешавшись с
ароматом свежемолотого кофе и горячего сливового пирога, кружили мне голову.
Такого я не испытывал даже в палатке Абу эль-Пуккаби, когда амбре исходило
от дымящегося чайника с редкими благовониями и специями в руках одной из его
младших жен. - Я хотел сказать, моя Харриет... - С трудом я составлял слова
из комка, застрявшего в горле. - Я бы любил тебя, даже если бы от тебя
остались только кожа да кости, впалые глаза и лысый череп.
- Это серьезное заявление.
Она поднесла было руки к платиновым волосам, но уронила их, так и не
прикоснувшись, а ее глаза, когда золотисто-карие, а порой почти черные, но
неизменно прекрасные, наполнились слезами.
- Проклятье. Меня следует выволочь на улицу и отстегать кнутом за то,
что я заставил тебя плакать.
В попытке обнять Харриет за плечи я угодил одним локтем в сливовый
пирог, а другим в чашку с кофе и вынужден был довольствоваться ее запястьем.
Человек за соседним столиком, худощавый господин с карикатурно большими
усами, поспешно взял газету, но я чувствовал, что он подслушивает, и испытал
непривычное для меня желание встать и хорошенько врезать ему. Есть в жизни
священные моменты, которые нельзя осквернять вульгарным любопытством. В
Англии, разумеется, это не имело бы значения, потому что нас воспитали в
презрении к иностранным языкам.
- О, Морли! - Если Харриет и слышала, как шелестит газетный лист,
поскольку уши господина за соседним столиком встали торчком, то она этого не
показала. - Я плачу, потому что счастлива. - Она поправила чашку и отскребла
пирог от моего локтя. - Но чувствую себя виноватой, что ничем не могу
отплатить за твое... - она понизила голос до шепота, - чудесное
гостеприимство в пансионе фрау Грундман. Такая прекрасная женщина. Такая
благородная, в своих ситцевых платьях, как и ее сестра, экономка священника
церкви в Летцинне. И она с такой готовностью поверила, что я твоя сестра. Не