"Виктор Каннинг. Клетка [D]" - читать интересную книгу автора

меня свечу и помолись за спасение моей души и искупление многочисленных
грехов".

Сара так растрогалась, что тотчас упала на колени, преклонила голову и
стала молиться за мать, хотя и сама не вела праведную жизнь. Не скоро нашла
она силы вернуться за столик к двум оставшимся сверткам. Тем временем взошла
луна, в придорожных каштанах запел свежий ветер. Сара сидела в спальне и так
же, как когда-то мать, смотрела на умытый лунным светом мир за окном. Мать
любила эту виллу и обязательно возвращалась сюда после скитаний... пожить
без затей и, как теперь понимала дочь, попытаться обрести покой и надежду -
ей всегда их очень не хватало.
Сара медленно сняла полотно с длинного свертка. Обнажился узкий
сафьяновый футляр. Она открыла его, и у нее зарябило в глазах - так
засверкало его содержимое в мягком свете настольной лампы. Казалось, на волю
вырвалась сама красота, столь долго томившаяся под крышкой футляра. Сара
сразу узнала пояс матери, тот, с портрета на лестнице, хотя наяву видела его
впервые.
Она вынула пояс из футляра, разложила на руках. Он состоял из крупных
прямоугольных расписанных эмалью золотых звеньев, усыпанных алмазами и
изумрудами. Пряжку, окаймленную мелкими сапфирами, с каждой стороны
поддерживал пухлый купидон, а сама она представляла собой большой овальный
медальон с изображением поднимавшейся из моря Венеры. По нижней кромке шли
слова, написанные по-латыни: "Победит добродетель". Несколько минут Сара
сидела как зачарованная, глаз не могла оторвать от пояса, чувствуя, как его
вес оттягивает пальцы, поворачивала то одно звено, то другое, наслаждаясь
игрой света на камнях. И наполняла ее великая радость - не только от
созерцания красоты, но и от сознания, что такой пояс стоит много денег.
Наконец Сара заметила белую карточку на дне футляра. Отложив пояс,
взяла ее. Вновь почерк матери, те же выцветшие чернила, что и в письме.

"Это пояс Венеры, - прочла Сара. - Его подарил мне лорд Беллмастер
много-много лет назад. В нем меня и написал художник Август Джон. Мне самой
он казался немного вульгарным и я редко его надевала. Он усыпан алмазами,
изумрудами и сапфирами. Его приписывают французскому ювелиру семнадцатого
века по имени Жиль Легаре, но знатоки, к которым я обращалась, в один голос
заявляли: если бы его в самом деле выполнил Легаре, он обязательно украсил
бы центры каждого звена характерным цветочным орнаментом. В 1948 году, за
два года до твоего рождения, он стоил тридцать тысяч фунтов".

Во втором свертке лежала толстая, но гибкая книга в мягком, теперь
выцветшем переплете из синей замши, открыть которую мешала маленькая золотая
застежка. Когда Сара ее откинула, на стол выпал листок бумаги. Сара, снова
узнав почерк матери, улыбнулась. Мать имела обыкновение оставлять повсюду
записки слугам и друзьям, а еще памятки себе, например, положить под
французские часы на каминной полке листок со словами: "Отвезти на ремонт в
Лиссабон"; или - у телефона - "Если позвонит Огюст, не забыть пересказать
ему бесценное замечание Мелины!" А в этой записке значилось: "Это, Сара, мой
личный дневник. Я вела его от случая к случаю многие годы. Распоряжайся им,
как сочтешь нужным. Дж. Б. "
Листки дневника были очень тонкие, нелинованные, на первом стояло