"Дмитрий Каралис. Случай с Евсюковым (рассказ)" - читать интересную книгу автора

садился,- прынес..." - И смотрел на Фаддея Кузьмича строго и неотрывно.
Данила Фомич был живой историей пожарного дела в городе. Его сажали в
президиумы, просили выступить перед новобранцами и пионерами. Суть его
визитов в кабинет кадрового начальника сводилась к изобличению недостатков,
захлестнувших, по разумению Данилы Фомича, пожарные части. Кривых уверял,
что в управлении окопались "врыдители", и относил к ним, быть может, и
самого Евсюкова, который несколько раз вежливо, но настойчиво отправлял
старика в другие инстанции. Данила Фомич давно вышел на пенсию, но
подрабатывал инструктором пожарной безопасности на городской свалке
металлолома, где раз в четверо суток надзирал, как соблюдается длинный
список предписаний. Остальное время Кривых посвящал борьбе с "врыдителями",
чем и объяснялось его хождение к Евсюкову.
Вот и сегодня утром, как показалось Фаддею Кузьмичу, он возводил
напраслину на Щеглова, рассказывая, что тот записывает мертвые души в
рабочие наряды и имеет тайный гараж за рекой, где прячет ворованные
материалы и устраивает ночные оргии с нужными ему людьми. Эдакий
"сатанинский прытон", убеждал Кривых. Утром Евсюков отказался взять у него
пятистраничную жалобу на шершавой зеленоватой бумаге, сославшись на ревизию,
которая недавно была у строителей и прошла вполне сносно, и посоветовал
старику обратиться в ОБХСС. Кривых не на шутку начинал раздражать Фаддея
Кузьмича. Но теперь... Теперь Евсюков не рискнул бы утверждать, что гараж и
мертвые души - пустая кляуза неугомонного деда.
Нет, совсем не хотелось Фаддею Кузьмичу встречаться с бдительным
соседом, на чьей лоджии, с внешней стороны, он висел теперь - пятками
упираясь в холодную и острую плиту, а руками ухватившись за ограждение.
Причина же, по которой Евсюков не решался изменить свое неудобное положение,
заключалась в голосах, доносившихся из освещенной спальни третьего этажа.
Данила Фомич расхаживал по тесной комнате и что-то втолковывал своей
старухе - она сидела на стуле спиной к окну и кивала сухонькой головой,
соглашаясь, очевидно, с рассуждениями мужа. Фаддей Кузьмич слышал через
приоткрытую форточку лишь сплошное "бу-бу-бу" - сердитое и низкое,
крепнувшее, когда его мучитель приближался к окну с вялой тюлевой
занавеской, и ослабевавшее, как только старик поворачивался к нему спиной и
шел к столу, на котором лежали стопкой бледно-розовые листочки бумаги.
Иногда Данила Фомич останавливался и гневно потрясал кулаком.
Путь наверх, казалось, был отрезан. Сколько Данила Фомич может
гневаться без передыху - никто не знает...
Беззвучно матерясь, Евсюков краем глаза глянул на свои недалекие уже
окна, и ему даже показалось, что мелькнуло облачко дыма - где-то под
крышей. "Да нет,- подбодрил он себя, обращаясь мыслями к одеялу и утюгу.-
Не может так быстро возгореться. Не должно..."
Руки начинали неметь. Неровный угол плиты больно впивался в пятки.
Требовалась передышка - брали свое и годы. "А, была не была!" - решился
Фаддей Кузьмич и, как только старик в очередной раз повернулся к нему
спиной, махнул в лоджию. И тут же затаился на полу в ожидании размеренного
"бу-бу-бу", которое подтвердило бы, так сказать, что в Багдаде все спокойно.
Прошло несколько секунд. "Бу-бу-бу" не раздавалось. "Засекли!" -
пришла мысль. Испытывая дрожь в локтях и коленях, Фаддей Кузьмич перестал
дышать и весь обратился в слух. Из-за окна по-прежнему не доносилось ни
единого звука. Фаддей Кузьмич осторожно, словно он находился в окопе и в