"Дмитрий Каралис. Чикагский блюз (Повествование в рассказах)" - читать интересную книгу автора

вместе с рюкзаком, звонким котелком, острым топором и удочками...
- Осёл! - заорал отец. - Цепляйся за корму, и мы шпарим к берегу, в
воде теплее.
- Гребите! - согласился дядя Жора, цепляясь за корму. - Да побыстрее!
Замерзну!
Мы с отцом быстро вставили весла в уключины и закрутили головами,
высматривая направление, в котором нам следовало буксировать попавшего в
беду дядю Жору.
- Куда? - в один голос воскликнули мы.
Туман и не думал рассеиваться. По моим прикидкам, мы были метрах в
двухстах от берега, но самого берега не видели. Обещанный холм с палаткой
мог учуять только сам дядя Жора, своим феноменальным чутьем и чувством
ориентировки выбравший место для рыбалки.
- Туда! - приподнимаясь над кормой, ткнул пальцем дядя Жора. - Кажется,
туда. Только быстрее - холодно!
Мы налегли на весла. Дело было нешуточное. Если дядя Жора ошибся, мы
удалялись от берега, продлевая его страдания. Если плыли правильно, в воде
ему предстояло пробыть минут десять. А что на берегу? Потухший костер и
холодная палатка. Туг любую болезнь подхватишь, не говоря уже о сердце.
Лодка двигалась медленно.
- Спокойно! - сказал отец. - Перестаем на минуту грести! Кирилл, следи,
чтобы лодку не развернуло.
Он достал из рюкзака фляжку с можжевеловым джином и протянул брату,
чтобы тот согрел внутренности и избежал хотя бы воспаления. Снял с его
головы мокрую шапочку и потуже нахлобучил ему свою фетровую шляпу.
- Джин в воде - это классно! - воскликнул дядя Жора, показываясь над
кормой в шляпе и с фляжкой в руке. Он жадно приложился к фляжке и вернул ее
отцу. - У меня в рюкзаке бутерброды! Нет, бутерброды не надо... Гребите,
гребите!
Мы торопливо заработали веслами.
- Жора, ты как? - периодически интересовался отец, глядя на пальцы,
вцепившиеся в спинку кормы.
Дядя Жора показывал большой палец и просил еще выпить. Потом он сказал,
что поплывет вместе с фляжкой - так удобнее: не придется останавливаться.
Я тревожно вертел головой, надеясь быстрее увидеть берег, а когда дядя
Жора, хорошенько согревшись, стал протяжно командовать: "И-и-и раз! И-и-и
два!", мне показалось, что чуть правее нашего курса кто-то крикнул. Отцу
тоже показалось, и мы перестали грести, прислушиваясь.
- Эге-ге! - закричал отец, и с берега отозвались:
- Эй, на лодке! Греби сюда!
- А ты кто? - крикнул из воды дядя Жора.
- Сейчас узнаешь... - где-то совсем неподалеку пообещал мужской голос и
запоздало представился: - Ефим я...
Мы с отцом продолжали грести. Только бы дядя Жора не околел в этой
студеной водице. Какой такой этот Ефим?
На берегу в сухом сизом ватнике стоял вчерашний лодочник: ему было
нехорошо.
Дядя Жора, тяжело ступая, вышел из воды. С него текло. Мы с отцом
помогли ему стянуть разбухшую куртку, сапоги, брюки. Ефим кружил вокруг нас
и покачивал головой, словно постиг в своей жизни нечто новое. Я догадался,