"Сергей Кара-Мурза "Совок" вспоминает свою жизнь" - читать интересную книгу автора

Казалось бы, все врачи на фронте. Нет, регулярно нас, детей, осматривали
врачи, в большинстве случаев очень преклонных лет. Осматривали внимательно,
делали прививки. Болеть тогда приходилось, бывало и очень тяжело. И на дом
врач идет, и в больницу мать везет на санках, и лечат тебя, вытаскивают с
того света. Тогда это не удивляло, а сейчас это меня удивляет. Сейчас, глядя
вокруг - и у нас, и даже на Западе, я вынужден признать, что система
сохранения людей, которая была создана в СССР и действовала даже во время
войны, была явлением исключительным. И она жила, покуда ее ценили люди. А
потом, когда перестали ценить, умерла. Видно, людская любовь ей была нужна.
За деньги такую систему не купишь.
У демократической интеллигенции в России бренчала в голове одна
подсказанная телевидением мысль: советский режим, дескать, так исковеркал
людей, что у них вплоть до перестройки не было сострадания. Теперь, мол,
будут другие порядки - и в доказательство несравненного благородства Запада
телевизор мучил людей зрелищем посылок с гуманитарной помощью, собранных
добрыми и наивными немцами и американцами. За доброту им спасибо. Наши
старики эти посылки, когда их не разворовывали молодые предприниматели,
брали с удивительной душевной чуткостью. Считалось, что немцы и американцы
ощущали потребность почувствовать себя добрыми, нужными далеким русским
людям. А может быть, собрав посылку, они снимали какой-то камень с души.
Наши старики были рады им помочь. Хотя следовало бы немцам задуматься -
почему это в России, не пережившей никакой природной катастрофы или
разрушительной войны, собравшей богатый урожай, старики и дети голодают? Что
там происходит, что это за перестройка такая? Но нет, таких вопросов у
доброго немца не возникало. Но не о немцах речь - с какой стати беспокоиться
им о наших делах.
С какой целью убеждали нас новые комиссары в том, что мы очень плохие и
черствые душой? Ведь с таким жаром убеждали, что многие им поверили и просто
ходить по земле стеснялись. Поначалу мне было очень жаль этих молодых
обличителей. Я думал, что они принадлежат к какой-то неизвестной мне части
нового поколения, которая недополучила любви, которой страшно не повезло в
жизни. Где они жили, в каком обществе вращались? На память приходил рассказ
Достоевского "Мужик Марей". Ребенком Достоевский безумно испугался в лесу
волка и бросился бежать. Он подбежал к крепостному крестьянину его отца
Марею, который на поляне пахал землю. Крестьянин успокоил ребенка и ласково
погладил грязным от земли пальцем его дрожащие губы. Но так погладил, что
воспоминание о нем поддерживало Достоевского в самые трудные моменты жизни.
И когда на каторге он встретил озлобленного поляка, он пожалел его, поняв,
что у того не встретилось в жизни его мужика Марея, на которого он мог бы
опереться.
Так и мне казалось, что те публицисты, которые вышли на передний план в
годы перестройки и стали обличать советский народ, просто были обижены
судьбой и нуждались в особенно бережном отношении общества. Но когда я
столкнулся с этими людьми ближе и познакомился короче, обнаружилось явление,
неизвестное Достоевскому. Эти люди прожили нормальную жизнь, не раз были
поддержаны, а то и спасены каждый своим мужиком Мареем - но в памяти у них
остался лишь его грязный палец. И этим людям советская тоталитарная система
вручила тотальную же власть над средствами массовой информации, возможность
промывать мозги сотням миллионов людей. Вот от них-то, действительно,
сострадания не дождешься - а лишь благотворительность, да и то если она не