"Михаил Дмитриевич Каратеев. Возвращение ("Русь и орда" #5) " - читать интересную книгу автора

того будет только польза. Посади там кого русского - татары его пограбят и
людей уведут в полон, ну, а ты для них как-никак свой и тебя они, может, не
тронут. Где же ты хочешь, чтобы я тебе землю дал?
- Тех мест я не знаю, князь. Где укажешь, там и сяду.
- Князь Витовт Кейстутьевич пишет: по реке Рыбнице, либо по Неручи. Так
ведь это сотни верст и везде там пусто. Лучше бы ты сам съездил да поглядел,
я тебе дам провожатого. Которое выберешь место, то я за тобою и запишу.
- Хорошо, князь, я поеду. А за ласку твою спаси тебя Бог.
- Меня благодарить не за что, благодари Витовта - он здесь ныне хозяин.
А мне, говорю, от того, что ты там поселишься, кроме пользы ничего не будет.
- Сколько же мне выбирать земли?
- Это сам гляди. Витовт Кейстутьевич пишет: дать, сколько тебе будет
потребно. После воротись сюда, сделаем опись рубежей, а грамоту от князя
Витовта получишь.
Когда же думаешь туда поехать? - помолчав, спросил Хотст.
- Дня два, либо три дам отдохнуть коням, а там и поеду, князь.
- Добро. А завтра жду тебя на обед. За трапезою еще побеседуем.
На обеде у князя, кроме членов его семьи, присутствовали трое бояр, из
которых один был очень стар, а два других казались ровесниками Ивана
Мстиславича. Стол был не изыскан, но обилен, и хозяева потчевали радушно.
Истинным его украшением служила сама княгиня Юлиана Ивановна, которой было
уже за тридцать, но казалась она моложе и блистала свежестью и красотой
необыкновенной. Прелестны были ее серые глаза с поволокой неги, но особое
обаяние всему облику княгини придавали ее пышные, пепельно-русые волосы,
которых она не прятала под повойник, как это было принято у русских замужних
женщин того времени. Польские обычаи уже сказывались в этих краях.
Приглядевшись к княжне, Карач-мурза увидел, что и она на редкость
хороша. Ей еще не было и четырнадцати лет, и она не успела развиться в
женщину, но лицом походила на мать, и, глаза у них были одинаковые, впрочем,
только на первый взгляд: у матери они излучали больше тепла, а у дочери
больше света.
"Не одно сердце, наверно, сожгут эти глаза", - невольно подумал
Карач-мурза, когда она на него взглянула.
Княжич Михаил, юноша лет семнадцати, тоже лицом был приятен, а ростом
высок и строен. В Кракове у польских панов перенял он некоторую тонкость
манер, чем выгодно отличался от сидевших за столом карачевских бояр; в
разговоре держался скромно, но не робел и за словом в карман не лазил.
Карач-мурзе он понравился.
- А ты князя Витовта и прежде знавал, царевич, либо теперь впервой к
нему приехал? - спросил Иван Мстиславич, когда уже выпили по две-три чарки и
несколько освоились друг с другом.
- Семь тому лет, как мы встретились с ним впервые, - ответил
Карач-мурза. - Был я с ханом Тохтамышем у князя Витовта в Киеве и ходил с
ним на Ворсклу.
- И в той злосчастной битве участвовал?
- Да, князь.
- Ты не братом ли хану Тохтамышу доводишься, царевич? - спросила вдруг
Юлиана Ивановна, до сих пор не принимавшая участия в разговоре.
- Двоюродным братом, княгиня.
- Все равно... Так это, значит, ты князя Витовта вызволил, когда на