"Варвара Карбовская. Он и она" - читать интересную книгу автора

Совесть устало вздохнула.
- Я тебе не начальник главка, не директор и не законная жена, чтоб меня
обманывать. Начальник главка фигура хотя и крупная, но доверчивая;
директор - личность, в успехах завода заинтересованная; а твоя жена -
существо вообще безликое. Но о ней в данный момент речи нет, потому что я к
тебе явилась по месту работы, а не в Матаньин тупик, дом десять, к Соне
Щекотихиной.
"Божжже! - мысленно ужаснулся Четверкин. - Неужто эта старая дура
таскалась за мной к Сонечке и все видела?" Но, сообразив, что Совесть, это
все ж таки не жена и ее в любой момент можно заставить замолчать, он
приободрился.
- Правильно, в личную жизнь прошу не вторгаться, ваше вмешательство мне
там не требуется, а на работе у меня авторитет незапятнан, в корыстных целях
никто меня упрекнуть не может.
- Это как сказать, - невесело усмехнулась Совесть. - Когда завод
перевыполняет план, тебе только что масло на голову не льют - и
прогрессивка, и премиальные, и почет, и уважение. Директор доволен, в главке
ликование. А что, если бы среди этого ликования выйти нам с тобой и сказать:
"Только сейчас у меня, дорогие товарищи, дошло до сознания, что я, в
сущности, натура мелковатая, а кое в чем даже подлец..."
- Ка-ак?!
- Вот так, как сказала. Обожди, не перебивай... И по чести, по совести
признаться бы тебе, что завод вышел на первое место не по праву, что цифры
ты подтасовываешь, план выполняешь за счет того, что попроще да полегче,
технику держишь на задворках, а директора - на поводу. Брак покрываешь, да
что перебирать, когда можно короче: с честнейшей рожей обманываешь
государство. Правду я говорю, что скажешь?
Четверкин яростно, всей пятерней почесал у себя в затылке.
- Распустил я тебя, вот что я скажу! На что это похоже, чтоб меня,
номенклатурного ответственного работника, какая-то Совесть мучила! Не
потерплю! Отрекаюсь, развожусь с тобой раз и навсегда.
- Вот-вот, так и в газету объявление дай: "Четверкин Борис Михайлович
возбуждает дело о разводе со своей Совестью, проживающей там же". То-то люди
почитают.
- Ни черта! Живут люди и без совести. Мне тепло, уютно, спокойно, а ты
как явишься, так и начнешь тоску наводить.
- Ах, Борис, Борис, какой же ты студентом хороший был! А на войне -
солдатом с чистой совестью. Вот мы с тобой и победили. И теперь люди с
чистой совестью творят славные дела и радуются своему труду. А у тебя где
радость? Соврал, подтасовал, отвел от себя грозу, слопал премию, в Матаньин
тупик сбегал - вот и все твои грошовые удовлетвореньица.
- Задушу и отвечать не буду! Сгинь, замолчи, - прохрипел Четверкин.
И Совесть замолчала. Она была у Четверкина худосочная и неспособная к
длительному сопротивлению.
Время шло'. Четверкин исправно получал зарплату, приобрел множество
полезных вещей в новую квартиру, о которой хлопотал, вкладывая в хлопоты все
силы души и тела. И на работе все было сравнительно благополучно: ни
выговоров, ни замечаний. Правда, кое-кто поругивал его, но все как-то
по-семейному, без объявления в приказе. А главное, Совесть не подавала
голоса после того, как он со всей ответственностью посулился ее задушить.