"Евгений Карнович. Мальтийские рыцари в России (Историческая повесть из времен императора Павла I)" - читать интересную книгу автора

знаменитые певцы и примадонны очень охотно за большие, конечно, деньги и
за дорогие подарки разучивали оперы Скавронского и распевали написанные им
арии, от которых даже самые неприхотливые слушатели или хохотали во все
горло, или затыкали себе уши. Нанятые прислужниками графа усердные
хлопальщики заглушали своими аплодисментами и восторженными криками
раздававшиеся в театрах свистки, шиканье и хохот при представлении его
опер и во время его концертов. Льстецы и прихлебатели превозносили до
небес необыкновенный композиторский талант Скавронского и тем самым еще
более подзадоривали и подбивали богача меломана продолжать его
аристократические сумасбродства. Лживые, щедро расточаемые ему похвалы он
принимал как дань неподдельного восторга и удивления его композиторскому
гению, а долетавшие до его слуха свистки, шиканье и насмешки, а также и
попадавшиеся ему случайно на глаза беспощадные газетные отзывы на счет его
музыкальных произведений он объяснял слепой завистью к его высокому
таланту, в чем, разумеется, поддакивали ему и увивавшиеся около него лица.
Предаваясь все более и более музыкальным наслаждениям, Скавронский
довел свою к ним страсть до того, что прислуга не смела разговаривать с
ним иначе как речитативом. Выездной лакей-итальянец, приготовившись по
нотам, написанным его господином, приятным сопрано докладывал графу, что
карета его сиятельства готова. Метрдотель графа из французов торжественным
напевом извещал как его самого, так и его гостей, что стол накрыт. Кучер,
вывезенный из России, осведомлялся о приказаниях барина сильным певучим
басом, оканчивая свои ответы густой протодьяконскою октавою. На
торжественные случаи у графской прислуги имелись и арии, и хоры, так что
бывавшие у чудака Скавронского обеды и ужины, казалось, происходили не в
роскошном его палаццо, а на оперной сцене. Вдобавок ко всему этому и
хозяин отдавал свои приказания прислуге в музыкальной форме, а гости,
чтобы угодить ему, вели с ним разговор в виде вокальных импровизаций.
В числе лиц, неразлучно сопутствовавших молодому Скавронскому в его
музыкально-артистических странствиях по Италии, был некто Дмитрий
Александрович Гурьев, впоследствии министр финансов и граф, человек
"одворянившегося при Петре Великом купецкого рода". Он был сметлив,
расторопен и пронырлив и, на счастье свое, не был одарен ни малейшим
музыкальным чувством. Он совершенно спокойно, без всякого раздражения, мог
переносить и гром литавр, и звуки труб, и взвизги скрипок, и завывание
виолончели, и свист флейт, и вой волторн, и рев контрабасов, хотя бы все
это, по композиции Скавронского, в высшей степени раздирало уши. То
приятно осклабляясь, то выражая на своем лице чувство радости, горя,
восторга, безнадежности - смотря по тому, какое ощущение в человеке
домогалась произвести музыка Скавронского, - Гурьев, как казалось, с
напряженным вниманием выслушивал и длинные концертные пиесы, и бесконечные
оперы неудавшегося маэстро. Зато как же и любил его Скавронский, не
подозревавший в нем ни малейшего притворства и видевший только такого
слушателя, который способен был понимать все красоты превосходной музыки!
Привязанности и доверию графа к Гурьеву не было пределов, и
подлащивавшийся к Скавронскому при помощи музыки его неразлучный спутник с
выгодой для себя управлял всеми делами богача, не знавшего счета деньгам.
Пространствовав по Италии среди музыкальных похождений около пяти
лет, Скавронский на двадцать седьмом году возвратился в Петербург. До
императрицы Екатерины доходили порой вести об его артистических и