"Евгений Карнович. Мальтийские рыцари в России (Историческая повесть из времен императора Павла I)" - читать интересную книгу автора

композиторских чудачествах за границей, но она не видела в них ничего
предосудительного и даже отчасти была довольна тем, что Скавронский во
время своего пребывания в чуждых краях не тратил денег, как это делали
другие богатые русские баре того времени, на разврат, на картежную игру и
на разные грубые проделки, дававшие не очень выгодное понятие иностранцам
о нравственном и умственном развитии наших соотечественников. Императрица
полагала, что шутливых намеков и легкой насмешки будет вполне достаточно
для того, чтобы отучить Скавронского от обуявшей его
музыкально-артистической мании.
Когда в 1781 году Скавронский возвратился в Петербург, то богач
меломан стал считаться там самым завидным женихом. Маменьки, бабушки и
тетушки, наперерыв одна перед другой, старались выдать за него своих
внучек, дочерей и племянниц, но он, влюбленный по-прежнему в музыку, не
думал вовсе ни о какой невесте. Замыслил, однако, посватать его
могущественный в ту пору князь Потемкин, и к услугам князя явился
расторопный Дмитрий Александрович, искавший случая подслужиться
временщику. Потемкин в это время выдавал старшую свою племянницу по сестре
Александру Васильевну Энгельгардт за графа Ксаверия Броницкого, а другой,
младшей его племяннице подыскал жениха Гурьев. Он ловко взялся за дело и
вскоре устроил свадьбу этой молодой девушки со Скавронским, бывшим под его
неотразимым влиянием. Скавронский вдруг изменил музыке и страстно влюбился
в красавицу невесту. Он был до такой степени доволен этим браком, что за
устройство его подарил своему свату "в знак памяти и дружбы" три тысячи
душ крестьян.
Женившись на Екатерине Васильевне, Скавронский вдруг пристрастился к
дипломатии. Служебная дорога была перед ним открыта, и он, пожалованный
действительным камергером, был в 1785 году назначен русским посланником в
Неаполь, куда и отправился на житье со своей молоденькою женою.


V

Несмотря на затруднения разного рода, какие в конце прошедшего
столетия представлялись при путешествиях по Европе вообще и по Италии -
этой классической стране разбойников и бандитов - в особенности, туристы
всех наций, а в числе их и русские, очень охотно посещали Италию. Следуя
старинной поговорке "veder Napoli e poi morire", т. е. "взглянуть на
Неаполь, а потом и умереть", так как ничего лучшего уже не увидишь, - они
заезжали в этот греческо-итальянский город, чтобы полюбоваться его чудной
приморской панорамой и грозным Везувием. Открытые около той поры развалины
подземных городов Геркуланума и Помпеи, засыпанных лавою, влекли к Неаполю
путешественников, напускавших на себя вид ученых и знатоков древности.
Много уже перебывало в Неаполе русских бар-путешественников, но едва ли
кто из них наделал там столько шуму и говору, как ожидавшийся туда русский
посланник граф Скавронский. Молва об его богатстве, знатности и щедрости
предшествовала ему. Издатели газет, вовсе не знавшие графа, выхваляли его
необыкновенный ум, замечательную ученость и разнородные таланты, а местные
поэты, не видавшие еще его супруги, подготовляли в честь ее нежные сонеты,
чувствительные мадригалы и торжественные оды, сравнивая ее по красоте и
стройности стана с первенствовавшими богинями языческого мира.