"Евгений Карнович. Мальтийские рыцари в России (Историческая повесть из времен императора Павла I)" - читать интересную книгу автора

необыкновенно пылкое воображение; от них научился он верить в сны, приметы
и гаданья. Одиночество в потемках нагоняло на него даже и в зрелые годы ту
бессознательную и неодолимую боязнь, какую испытывают дети, запуганные
вымыслами о мертвецах, привидениях и домовых. Впрочем, не одни только
фантастические страхи смущали его: при блеске молнии и ударах грома
болезненный и слабый ребенок дрожал всем телом, а боязливое его настроение
иногда доходило до того, что даже скрип внезапно отворенной двери или
неожиданный стук или шорох приводили его в нервный трепет.
Пугая ребенка и мохнатым, разгуливающим по ночам чертом с хвостом,
когтями и рогами, и Бабой Ягой с костяной ногой, и богоугодившим пророком
Ильею, разъезжавшим летом по небесам в огненной колеснице, мамы и няньки
добавляли к этим личностям, устрашавшим ребенка, и императрицу Елизавету
Петровну. Они застращивали ею малютку, словно каким-то пугалом, и Павел
боялся приблизиться к ней; он не шел на ее зов и ревел благим матом, когда
его насильно подводили к бабушке, желавшей порою погладить его по головке.
Вообще запугивание не одними мертвецами, но живыми людьми было в обычае
воспитательниц Павла, и оно породило в нем ту одичалость и ту непривычку к
незнакомым людям, которые он всегда преодолевал с большим усилием над
собою, хотя от природы был скорее общителен, нежели нелюдим.
При императрице Елизавете Петровне, не обращавшей никакого внимания
на образование своего двоюродного внука, обучение его началось довольно
странным способом. Первым наставником его был Федор Дмитриевич Бехтеев, об
учености и педагогической опытности которого говорить много не приходится.
В ту пору грамота считалась делом куда как трудным и замысловатым, и
потому радевшие о своих учениках наставники старались по возможности
услащать горький корень учения применительно к забавам детского возраста.
В свою очередь Бехтеев надоумился учить Павла Петровича посредством
деревянных и оловянных куколок, изображавших собою мушкетеров, гренадеров
и разного рода представителей воинской силы и боевой славы. Все эти
солдатики были помечены или буквами русской азбуки, или цифрами. Усевшись
за учебный стол, Бехтеев приказывал своему ученику ставить солдатиков то
попарно, то в шеренги, то повзводно, и при такой постановке сперва выучил
он помеченные на куколках "аз", "буки", "веди" и т. д., а потом научился
составлять из солдатиков склады, слоги, слова и целые речения. Точно так
же применялось строевое расположение игрушечных солдатиков и к заучиванию
"цифири", а затем и к первым правилам арифметики.
Вообще такое воспитание Павла Петровича продолжалось довольно долго.
Обстановка его изменилась, однако, когда к нему был приставлен в качестве
главного воспитателя граф Никита Иванович Панин, один из первых вельмож
той поры, человек, пользовавшийся общею известностью за ум,
образованность, честность и стойкость убеждений. Когда разнесся слух об
этом назначении, мамки и няньки, окружавшие великого князя, начали ахать и
охать и хныкать о своем "сердешном" и вместе с тем принялись стращать
малютку Паниным. В застращивании этом они до того успели, что при первом
появлении своего нового воспитателя ребенок побледнел, затрясся,
растерялся и бросился опрометью из комнаты. Немало стоило Панину приручить
к себе маленького дикаря. Он начал с того, что немедленно прогнал из
покоев наследника весь многочисленный состоявший при нем бабий штат,
который до такой степени был неразлучен с великим князем, что даже
постоянно обедал с ним за одним столом, причем приставницы, из нежности к