"Алехо Карпентьер. Концерт барокко " - читать интересную книгу авторанадменно подняв острый нос.
- Благодарю! Что касается меня... - А кроме того, мне надоели избитые сюжеты. Сколько Орфеев, сколько Аполлонов, сколько Ифигений, Дидон и Галатей! Пора искать новые сюжеты, незнакомую среду, быть может, другие страны... Польшу, Шотландию, Армению, Татарию... Другие персонажи: Джиневру, Кунегунду, Гризельду, Тамерлана или албанца Скандербега, немало бед причинившего проклятым оттоманам. Повеяло новым духом. Скоро публике наскучат влюбленные пастушки, верные нимфы, поучающие уму-разуму козопасы, распутные боги, лавровые венки, траченные молью пеплумы и заношенные мантии. - А почему бы вам не написать оперу про моего прадеда Сальвадора Голомона? - спросил Филомено. - Вот был бы новый сюжет. Да еще декорации с морем и пальмами. Саксонец и венецианец так дружно расхохотались, что Монтесума вступился за своего слугу: - Не вижу тут ничего смешного: Сальвадор Голомон защищал от гугенотов свою веру так же, как Скандербег защищал свою. Если наш земляк вам кажется варваром, то уж не меньший варвар ваш славянин из тех вон мест. - И он указал туда, где, по его представлениям, не очень точным после выпитого за ночь вина, должно было находиться Адриатическое море. - Но... где это видано, чтобы главным героем оперы был негр? - сказал саксонец. - Негры хороши для маскарада и интермедий. - Кроме того, опера без любви - это не опера, - сказал Антонио. - Но любовь негра и негритянки - просто потеха, а любовь негра и белой невозможна, по крайней мере в театре... воздействием романьольского вина. - Мне рассказывали, что в Англии имеет большой успех драма об одном мавре, заслуженном генерале, который влюбился в дочь венецианского сенатора. Какой-то соперник, завидуя их счастью, даже назвал его черным козлом, взобравшимся на белую овечку, - к слову сказать, от этого получаются премилые пятнистые козлята! - Не говорите мне об английском театре! - воскликнул Антонио. - Английский посол... - Большой мой друг, - вставил саксонец. - Английский посол рассказывал мне о пьесах, которые идут в Лондоне, это ужас что такое. Ни в ярмарочных балаганах, ни в волшебном фонаре, ни в представлениях слепцов не увидишь ничего подобного... И под бледными лучами зари, чуть осветившей кладбище, пошла речь о страшных преступлениях, о призраках убитых детей; герцог Корнуэльский выколол кому-то глаза на виду у публики, а потом растоптал их, словно отплясывающий фанданго испанец; дочь римского полководца изнасиловали, вырвали у нее язык и отрубили руки, а в конце пьесы был устроен пир, где оскорбленный отец, оставшийся без руки, после того как его ударил топором любовник жены, переодевается поваром и подает готской королеве пирог, начиненный мясом двух ее сыновей, из которых выпустили кровь, как из поросят накануне сельской свадьбы... - Мерзость какая! - воскликнул саксонец. - А хуже всего то, что в пирог попали и глаза, и языки, и носы, - так рекомендуют наставления по разделке наиболее ценной охотничьей добычи... |
|
|