"Алехо Карпентьер. Концерт барокко " - читать интересную книгу автора

- И все это съела королева готов? - спросил не без задней мысли
Филомено.
- Так же охотно, как я эту булочку, - сказал Антонио, вонзив зубы в
очередную булочку из корзины монахинь.
"И еще говорят, что таковы обычаи негров!" - подумал негр, а
венецианец, пережевывая изрядный кусок кабаньей головы, маринованной в
уксусе с зеленью и красным перцем, прошелся вокруг, но внезапно замер перед
соседней могилой и стал разглядывать плиту, на которой красовалось имя,
звучавшее в этих краях непривычно.
- Игорь Стравинский, - прочел он по складам.
- Да, правда, - сказал саксонец, тоже с трудом прочитав имя. - Он
захотел покоиться на этом кладбище.
- Хороший музыкант, - сказал Антонио. - Но многое в его сочинениях
устарело. Он вдохновлялся извечными темами: Аполлон, Орфей, Персефона - до
каких же пор?
- Я знаю его "Oedipus Rex" *, - сказал саксонец, - кое-кто утверждает,
что в финале первого акта - "Gloria, gloria, gloria, Oedipus uxor" ** -
музыка напоминает мою.
______________
* "Царь Эдип" (лат.).
** "Слава, слава, слава Эдиповой жене" (лат.)

- Но... как только могла прийти ему в голову странная мысль написать
светскую ораторию на латинский текст? - сказал Антонио.
- Исполняют также его Canticum Sacrum * в соборе святого Марка, -
сказал Георг Фридрих, - там можно услыхать мелодические ходы в средневековом
стиле, от которых мы давным-давно отказались.
______________
* Священное песнопение (лат.).

- Дело в том, что эти так называемые передовые мастера слишком уж
стараются изучать творчество музыкантов прошлого - и даже стремятся порой
обновить их стиль. Тут мы более
современны. На кой мне знать оперы и концерты столетней давности. Я
пишу свое, по собственному знанию и разумению, и только.
- Согласен с тобой, - сказал саксонец, - но не следует также забывать,
что...
- Хватит вам чушь молоть, - сказал Филомено, отхлебнув первый глоток из
вновь откупоренной бутылки. И все четверо опять запустили руки в корзины,
привезенные из приюта Скорбящей богоматери, - корзины, которым, подобно
мифологическому рогу изобилия, не суждено было иссякнуть. Но когда пришло
время айвового мармелада и бисквитов, последние утренние тучки рассеялись и
лучи солнца упали прямо на каменные плиты, вспыхивая белыми отблесками под
темной зеленью кипарисов. И в ярком свете словно выросли буквы русского
имени, которое было им так близко. Монтесуму вино усыпило снова, саксонец
же, который вообще больше привык к пиву, чем к этому дрянному винцу, опять
пустился в нескончаемый спор.
- А Стравинский, - вспомнил он не без ехидства, - сказал, что ты
шестьсот раз написал один и тот же концерт.
- Возможно, - сказал Антонио, - однако я никогда не сочинял цирковую