"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

коммуникации между Столицей и Океанским Побережьем натолкнулись на упорное
сопротивление правительственных войск. Военная эскадра ожидала Главу Нации в
Карибском море вблизи одного острова, где бросит якорь голландское грузовое
судно, которое
49 затем продолжит рейс в Ресифе. Что касается оружия, закупленного у
одного из агентов, сэра Бэзила Захароффа, то оно должно быть погружено во
Флориде на судно, приписанное к греческому порту и бороздящее моря под
командой пирата, который обычно поднимал панамский или сальвадорский флаг по
выходе из территориальных вод Соединенных Штатов, когда направлялся
обделывать свои обычные делишки - перевозить людей, оружие,
рабов-поденщиков, все, что душе угодно...- в те американские страны, что
находятся пониже и где он знал все фарватеры, бухты и отмели так же хорошо,
как и местные проныры-контрабандисты. Поскольку тем вечером больше не
предвиделось неотложных дел, Глава Нации, обожавший классические оперы,
захотел послушать "Пеллеаса и Мелизанду" в Метрополитен-Опера, где
знаменитая Мери Гарден исполняла заглавную партию. Его друг Академик давно
расхваливал партитуру этой, видимо, в самом деле прекрасной оперы, ибо в
Париже у нее было много страстных поклонников, которых извращенный остряк
Жан Лоррен называл "пеллеастами"...
Итак, они заняли свои места в первом ряду, дирижер поднял палочку, и
огромный оркестр, разместившийся где-то внизу, у них под ногами... не стал
играть. Да, не стал играть, вернее, стал не играть, а издавать шорохи,
взвизги, писки - одна нота здесь, другая там, - какие-то звуки, но никак не
звуки музыки "А где же увертюра?" -спросил Глава Нации. "Сей час будет,
сейчас будет, - успокаивал Перальта, ожидая, что вся эта шумовая капель
сольется в один поток, окрепнет и выльется в мощное фортиссимо. -"Фауст" и
"Аида" тоже так начинаются, шепотком, как говорится, под сурдинку, чтобы
подготовить слушателя, а потом ошарашить". Но вот уже поднялся занавес, а
звуковая возня продолжалась. Многочисленные оркестранты, напряженные, не
сводившие глаз с пюпитров, играть не начинали. Они давили пальцами на
пистоны, выплескивали слюну из амбушюров, отрывая на секунду трубы от губ;
дергали струны, щекотали арфы кончиками пальцев, но так и не могли
сосредоточиться на какой-нибудь мелодии. Легкий вздох здесь, чуть слышный
стон там, намек на тему: эмоция, которая умирала, едва успев родиться. А
наверху, на подмостках,
50 топтались два персонажа: говорили, говорили, но запеть так и не
решились. Затем -смена декораций: средневековая сеньора с произношением
уроженки Канзас-Сити читала длинное-предлинное письмо. Ей внимал какой-то
старец. В его выкрики уже не стоило вслушиваться, скучища была смертная, а
там уже и антракт... Театрализованное зрелище в фойе и коридорах побудило
Главу Нации отпустить несколько ядовитых реплик и колкостей по поводу
псевдоаристократичности манер и одежды нью-йоркской знати, особенно в
сравнении с парижской. Как бы ни был безупречен фрак, облегающий дюжего
янки, этот "джентльмен" в своей огромной манишке с белой бабочкой всегда
выглядит каким-то фокусником-иллюзионистом. Когда он в знак приветствия
поднимает цилиндр, так и кажется, ,что оттуда выскочит кролик или выпорхнет
голубок. На матронах из числа четырехсот семейств слишком , много соболей,
слишком много диадем, слишком много .камней от Тиффани. И у всей этой
публики -пышные резиденции с непременными готическими каминами, вывезенными
из Фландрии; с колоннами из Клюнийского аббатства, доставленными в трюмах