"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

бою быков. "Ну и бурный же город! -замечает Глава Нации. -По сравнению с ним
наша Столица - типичный женский монастырь".
Наконец-то мы прибыли в Пуэрто Арагуато, где нас встретил Полковник
Хофман, подтянутый, сверкая моноклем, как всегда в торжественные дни, и
доложил, что псе в порядке, положение не изменилось. Бунтовщики пользуются
поддержкой лишь в Северных провинциях, население которых питает старую
традиционную вражду к Центральному правительству, считая себя угнетаемым,
униженным и живущим на положении бедного родственника, хотя оно, это
население, владеет самыми богатыми и плодородными землями нашей страны. Из
пятидесяти трех переворотов, происшедших за один век, более сорока
инспирированы именно северными каудильо. Никто еще не знает, за исключением
министров и старших офицерских чинов, что Глава Нации прибудет сегодня.
Расчет на эффект неожиданного появления... (Я, чертовски расстроенный и
разозленный изменой человека, которому доверял больше, чем кому- либо,
смотрел на панораму порта с палубы сторожевого катера и вдруг до того
растрогался, что даже, стыдно сказать, слезы подступили к горлу при виде
груды маленьких ранчо,
56 лепившихся одно поверх другого на крутом склоне холма, - словно
хрупкая пирамида карточных домиков. Гнев мой поутих при встрече с родными
берегами, и я, вдруг словно прозрев, ощутил, что этот воздух и есть тот
самый "мой воздух"; что вода, которую я пью, - вода как вода, - но ее вкус
напоминает о других забытых вещах, связанных с канувшими в прошлое людьми, с
событиями, встававшими перед глазами, воскресавшими в памяти. Надо дышать
глубоко. Пить медленными глотками. Возвращаться назад. В нереальную
реальность. И когда поезд полз все выше и выше, извиваясь и прорезая
туннели, делая короткие остановки среди, скал и колючих кустарников наших
Жарких Земель, я уже мог видеть, - не видя, а скорее обоняя, - ажурные
густые кроны во мгле чащоб; представлять себе дерево по одному свежему
излому ветви; узнавать о встречах с красным кряжистым амарантом по его
терпкому запаху... Какая-то обнаженность души, обезоруженность,
разнеженность, умиротворенность, готовность к снисхождению, возможному
примирению - все эти сантименты, оставшиеся от той поры, когда здешнее
виделось оттуда, все это с каждым часом уходило от меня дальше и дальше, к
подножию Триумфальной арки. По мере того как я поднимался к своему
Президентскому креслу, во мне накапливалась ярость, -возможно, от свидания,
почти соприкосновения с этой неистовой растительностью, ведущей упорную
борьбу за то, чтобы отвоевать прорубленный в ней коридор железной дороги, по
которой пыхтя тащился наш локомотив, и я снова взирал на досадные события с
растущей злостью и ожесточением. С каждой сотней метров, преодолеваемых
паровозом, я все более утверждался в своем могуществе и обретал былую
уверенность в себе, взбадриваемый свежим ветерком, уже тянувшим с горных
вершин. Надо быть жестоким, безжалостным, как того требуют безжалостные,
беспощадные Силы, составляющие пока необъяснимый, но всеобъемлющий смысл
бытия - биение пульса - здешнего мира, который еще лишь со-творяется и
неизвестно каким будет по своим очертаниям, проявлениям, устремлениям и
конечным результатам. Ибо там, в Европе, Базель с его рейнско-речными
хлопотами тысячелетней давности все продолжает считаться морским портом, а
Сена с ее bateauxmouches (Речные трамвайчики (фр.).)
57 все так же продолжает измеряться вековечными пролетами моста
Пон-Нёф, на котором толпятся ренессанские старьевщики и лоточники, в то