"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

104 извилистым улочкам Пристани Вероники, декламируя; поэмы, в которых
Рубен Дарио воспевал "век короля Людовика Французского, Лик солнца в
окружении звезд и синий Абажур над дивными дворцами, где благоухает роза,
Роза Помпадур". Или, когда, вдыхая в какой-нибудь портовой таверне чад
подгорелых креветок и пережаренной хамсы, уткнувшись в журналы оттуда, он
наслаждался зрелищем великолепия, которое сотворили лучшие художники мира,
смотрел на пурпур и позолоту фойе Гранд-Опера, на белизну сильфид и на
царственное одеяние амазонок - участниц конных состязаний, на серые соборы,
плачущие дождем, -il pleure dans mon couer comme il pleut sur la ville..."
(И в сердце растрава, и дождик с утра..." (фр.). П. Верлен. (Перевод Б.
Пастернака.)), - на яркие соцветия женщин, которые выглядели на картинках
какими-то жар-птицами, брильянтовыми симфониями, чудо-существами, неведомо
откуда явившимися вдруг на страницу ; "Иллюстрасьон" - вот тут, здесь, где
слышался рев гудка датского грузового парохода, скрип лебедки и шум угля"
сыпавшегося на ближний мол...
Теперь же ему казалось, что он видит презрение и немое осуждение в
глазах решительно всех, кто его окружал: камердинер Сильвестр как-то
.странно отводил взор, кухарка -при виде его подозрительно вытирала .руки о,
фартук - что, правда, можно было объяснить тысячей разных причин;
консьержка, с вытянутой физиономией даже не сочла нужным проявить интерес -
или, кто знает, сочла вопрос бестактным? :-к его руке на перевязи. И в "Буа
Шарбон", куда, как обычно, посидеть вместе с Перальтой за бутылкой "божолэ",
он отправился тем вечером со смешанным чувством любопытства и робости, мосье
Мюзар был не слишком приветлив. Его супруга не вышла пожелать им приятного
аппетита, а судя по взглядам, какие кидали на него те двое, в кепи, сидевшие
в другом конце бара, они судачили о нем. Во всех остальных кафе у гарсонов
было какое-то странное выражение лиц. В конце концов, желая избавиться от
снедавшей его тревоги, Глава Нации по совету Перальты нежданно-негаданно
явился к Именитому Академику, который стольким был ему обязан. Там, в
мрачноватых апартаментах с видом на Сену, среди старинных книг, рисунков
Хокусаи,
105 портретов Сунт-Бёва. Верлена, Леконт-де - Лили и Леона Дьеркса,
Президент нашел радушный прием, полное понимание и здравый взгляд на жизнь,
что тронуло его до глубины души. Власть налагает ужаснейшие обязанности;
утверждал его друг. "Если король исполняет обет, это страшно; и если не
исполняет - тоже страшно", - говорил он, цитируя, кажется, Оскара Уайльда.
Любой народный вождь, любой популярный монарх, любой Великий Правитель имел
твердую руку...
Перед глазами Президента проплывали драматические и вдохновляющие
видения и картины: разрушение Карфагена, осада Нумансии, падение Византии. В
памяти ни с того ни с сего вперемежку всплывали образы Короля Филиппа и
герцога Альбы, Саладина. И к тому же... Разве удавалось кому-нибудь и
когда-нибудь удержать разнузданную солдатню, упоенную победой, умерить ее
ярость, неистовство, жестокость? Явление прискорбное, но неизбежно
повторяющееся на протяжении всей Истории. А когда надо подавить восстание
индейцев и негров, ситуация еще более усложняется. Ибо в конечном итоге,
если говорить честно... это был заговор - да, без всяких сомнений! -именно
заговор негров и индейцев...
Снова став самим собой, обретя боевой дух в беседе, Глава Нации
невольно соскользнул с рельсов очень правильного французского языка, очень