"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

мальчишками, которые таскают его за уши. Еще четверть оборота - и передо
мной "Ужин кардиналов" Дюмона (сколько плотоядности у всех во взоре и как
верно схвачено выражение лиц, а у того, что слева, даже вены вздулись на
лбу); рядом - "Маленький трубочист" Шокарн-Моро и "Светский прием" Беро, где
на красном фоне выделяются ослепительно светлые платья женщин, оттененные
чернотой фраков, зеленью пальм и голубизной хрусталя... А теперь солнце бьет
мне почти прямо в лицо, и я скашиваю глаза в сторону "Вида Нуэва Кордобы"
нашего местного художника, написавшего этот пейзаж, видимо, под влиянием
одной из толедских панорам испанца Игнасио Сулоаги,- та же самая желтизна с
оранжевым оттенком, то же ярусное нагромождение домов и мост Алькантары,
ставший мостом через реку Мапуче...
Но вот, поставив меня лицом к окну, портной начинает рассказывать мне о
некоторых своих клиентах, чьи имена поднимают его профессиональный престиж,
как, скажем, в Англии, где какой-нибудь кондитер хвастливо сообщает на
коробках своих бисквитов и мармеладок, что он "Поставщик двора Его
Величества".


29

И тогда я узнаю, что Габриеле д'Аннунцио, такой оригинал и привередник
в выборе костюмов и такой скупец и сквалыга при расчетах, заказал ему
двенадцать жилетов "фантази" и другие вещи, перечисление которых я пропускаю
мимо ушей, потому что имя Габриеле д'Аннунцио вдруг вызывает в моей памяти
тот причудливо украшенный, таинственный патио, который скрывался за
обшарпанным фасадом какого-то дома на улице Жоффруа л'Анье, вдруг возникая,
как экзотическая оперная декорация, в конце коридора, пропахшего луковым
супом. Там, в павильоне с фигурной лепкой и чугунными узорами на дверях, я
не раз имел честь ужинать в узком кругу друзей великого поэта. Об этом
потайном месте, роскошном и недоступном, слагали мифы и легенды.
Рассказывали, что, когда Габриеле бывал там один, ему прислуживали
прекрасные девы со сказочными именами и что в то время, как его
многочисленные кредиторы сражались с консьержкой, закаленной в подобных
боях, там, в его обиталище, среди старинных гипсовых и мраморных статуй,
средневековых стел и манускриптов, в чаду кадил звучали свежие, юные голоса,
будто из детского монастырского хора, чередовавшиеся со стройным молитвенным
песнопением, которое неслось из-за ширм, скрывавших наготу женщин, многих
женщин - и знаменитых, и благородных, и высокопоставленных, воздававших
почести Архангелу Благовещения. "Не знаю, что они в нем находят, - говорил
Перальта. - Уродливый, лысый, щуплый, да еще, мало того, - именует себя
Гладиатором". - "Кому что нравится", - ответствовал я, подумав, что, если
знать в том толк, куда интереснее развлекаться именно так, чем посещать
бордель в местечке Шабанэ, откуда еще, конечно, не улетучилась тень Эдуарда
VII. И тут как раз входит Перальта с кипой книг, увенчанный желтым томиком
"L'enfant de volupte" (Дитя сладострастия (фр-)) - французский вариант "Il
piacere"( Наслаждение (итал.)), где мой секретарь, видимо, не обнаружил
интересных ситуаций, обещанных названием... "Я их полистал немного" ,- и
кладет книги на столик, откуда портной уже убрал материю, освободив меня от
всей этой дорогостоящей кожуры, от парадных мундиров,
30 от брюк, еще жмущих в паху. "Дай мне чего-нибудь выпить". Доктор