"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

Континента - против технифицированных вандалов двадцатого века...
"Перальта, ко мне..." И в течение двух часов, легко находя бьющие не в
бровь, а в глаз эпитеты и сверкающие новыми красками образы - хотя на сей
раз он не слишком расцвечивал свой стиль, - Президент диктовал статьи для
газет своей страны, определяя главное направление идеологической кампании,
которая должна была быть развернута до его приезда. "Бери все это и беги в
"Вестерн Юнион"..." Затем с трудом поднял голову, видимо устав от диктовки,
и оглядел с тихой грустью салон, милую сердцу мебель, окружающие его
картины, скульптуру. Через несколько часов придется отказаться от этого
покоя материнского лона, от приятного отдыха среди шелков, атласа и бархата,
чтобы взгромоздиться на коня и зашлепать по болотам жарких южных областей -
лианы, манговые заросли в стоячей воде, коварный мрак, невидимые нити,
секущие лицо,- далеко отсюда, где он был по-настоящему счастлив. Президент
думал о том, что делается там, и уже заранее начинал томиться тоской при
мысли о возвращении, которое словно означало возврат
135 к исходной точке для человека, ушедшего с течением лет далеко
вперед. Скоро начнется ноябрь - наш ноябрь -День поминовения усопших, и
кладбища превратятся в места увеселений и ночных гуляний, пышного
разукрашивания могил, визга шарманок, бренчания гитар над старыми
захоронениями, звяканья марак в сопровождении кларнетов и чаранго у
изголовий давно усопших. А рядом - увядшие венки и женщины в глубоком трауре
у свежих земляных холмов. Фигурки покойников из жженого сахара, покойников
из розового мармелада; черепа - леденцовые, марципановые и сдобные из теста
на кунжутном масле- среди лопат и лямок могильщиков, среди гробов, урн,
великолепной бронзы и портретов бабушек и дедушек, офицеров и разряженных
детей под овальными стеклами, тусклыми от росы и дождя. Приходят сюда и те,
кто продает забавные скелетики - танцоров в митрах, в коронах, в цилиндрах,
в кепи, -дергающихся в Танце Смерти на всем пути вдоль памятников и
крестов - под крики торговцев: "Покойничка для вашего ребеночка"; торговцев,
которых приглашают в такие дни на празднество и угощают водкой и яичными
лепешками. А послушать только реплики, шутки или колкости, несущиеся от
креста к -кресту, от ангела к ангелу, от эпитафии к эпитафии: "Эй, кум! Ну и
хорош был твой упокойничек!" -"Не говори, кума, и твой-то не лучше - бродяга
да потаскун!" - "Так-то оно так, куманек, по и твоему, скажу я тебе, далеко
до святого! " -"Потому, кум, он и пристрелил свою бабушку!" - "Поди,
куманек, разберись, кто там у вас кого пристрелил!"...
Вспомнив эти картины, Глава Нации почувствовал себя так, словно попал в
заколдованный круг, начертанный шпагой Демона. История, которая была и его
историей, ибо он играл в ней определенную роль, повторялась, ловила себя за
хвост, пожирала самое себя, застывала на месте - какая разница, что на
листках календаря красовался 185(?), 190(?) или 190(6?) год?.. Мимо все так
же дефилировали те же сюртуки и мундиры, высокие цилиндры на английский
манер и каски с перьями на манер боливийский - как это делается в театрах с
маленькой труппой, когда устраивается триумфальное шествие из тридцати
человек, которые, пройдя вдоль рампы на фоне одной и той же декорации,
136 бегом огибают ее, чтобы вовремя выскочить снова на сцену и
закричать в пятый раз: "Победа! Победа.! Да здравствует Порядок! Да
здравствует Свобода!"... Классический пример с ножом, у которого меняют то
потертую рукоятку, то сточившееся лезвие, - и получается, что по прошествии
многих лет нож остается тем же самым, презрев бег времени, хотя и рукоятку и