"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

разума, нотной алгеброй, далекой от того, что относится к сфере чувств (Вы
только послушай-
35 те сочинения "Схолы Канторум" на Рю Сен Жак), и изменила вековым
принципам Мелоса. Конечно, есть исключения: Сен-Санc, Форе, Вентейль и
прежде всего , наш обожаемый Рейнальдо АН - он, кстати, родился в
Пуэрто-Кабельо, очень напоминающем Пристань Вероники. Мне известно, что этот
мой "земляк" (меня он всегда называл "земляком" на своем нежном
креольско-испанском наречии, когда мы где-нибудь встречались) еще до того,
как написал свои великолепные хоры для "Эсфири" Расина, поставил несколько
лет назад дивную оперу, полную тоски по родимым Тропикам, ибо ее действие
развертывалось среди декоративных пейзажей, как две капли воды похожих на
венесуэльские берега, где композитор провел детство, хотя в опере речь шла,
как указывалось в программках, о "полинезийской идиллии": "L'ile du reve"
(Остров грез" (фр.)),- по мотивам "Брака Лоти": "Loti, Loti, voici ton nom
",( Лоти, Лоти, вот твое имя (фр) - пела Рарау в этой поэме экзотической
любви, в опере, которая, по словам некоторых злостных критиканов, способных
стереть в порошок всех и вся, очень смахивала на "Лакме". Но если рассуждать
подобным образом, то, же самое можно сказать о "Мадам Баттерфляй",
появившейся позднее оперы Рейнальдо. И как бывало на музыкальных вечерах на
Кэ Конти, когда мы слушали его "Серые песни", разговор зашел о таких людях,
как граф д'Аржанкур, поверенный в делах Бельгии, который окружал себя
педерастами, вовсе ими не интересуясь, а просто стремясь не привлекать
внимания к своей слишком юной возлюбленной и не вводить в соблазн
мужчин-мужчин; о таких, как Легранден, который сам присвоил себе -
подумаешь, какая новость! - несуществующий пышный титул "Conde de Mes
Eglises" (Граф моих церквей (фр) или нечто подобное ("Если бы он родился в
Чолуле, мог бы называть себя Графом всех 365 церквей", -заметил Перальта) и
сделался махровым снобом в этом мире, где снобизм утверждался в качестве
всеобщего модного устремления идти "в ногу со временем". Париж, как
утверждал Именитый Академик, превращается в Рим Элагабала и распахивает
двери пе-
36 ред всем, что кажется диковинным, необычным, азиатским, варварским,
первобытным. Скульпторы-модернисты вместо того, чтобы черпать вдохновение в
великих стилях эпох, млеют от восторга перед всякой кустарщиной,
доэллиническими, грубыми и примитивными поделками. Находятся и такие,, кто
коллекционирует уродливые африканские маски, взъерошенные колючие амулеты,
зооморфических идолов - поистине изделия людоедов. Из Соединенных Штатов нас
оглушает негритянская музыка. Один вопиюще невежественный итальянский поэт
осмелился опубликовать манифест, в котором обосновывает необходимость
затопить Венецию и поджечь Лувр. Если следовать этим путем, можно дойти до
экзальтации Аттилы, Герострата, еретиков-иконокластов и танцоров кэк-уока,
английских поваров и анархистов под эгидой новоявленных Цирцей, которые
теперь зовутся Лианой де Пужи, Эмильенной д'Алансон или Клео де Мерод ("Ну,
ради них-то я готов стать свиньей", -пробурчал Перальта).
И тут, чтобы умерить яростный пыл моего гостя, я заявил, что любой
великий город всегда был подвержен и приступам лихорадки, и пошлым
увлечениям, и разного рода модам, аффектациям, и мимолетным
экстравагантностям, не оставлявшим следа на характере нации. Еще Ювенал
высмеивал причудливые одеяния, странные благовония, культы и суеверия,
распространенные в римском обществе, которое благоговело перед заморскими