"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

городских парках и на уличных эстрадах, передавая по кругу, с посыльным,
партитуры- их было немного, считанные экземпляры, - которые в основном
являли собой народные песни, патриотические марши и порой отдельные
классические вещи - как говорится, "вне программы", - тщательно отобранные
Главой Нации с помощью Директора Национальной консерватории. Естественно,
никакой немецкой музыки, а тем более Вагнера, казалось, навеки изгнанного из
симфонических концертов Парижа после того, как композитор был назван в
безапелляционных статьях Сен-Санса злосчастным и мерзким воплощением
германского духа. Бетховена в ту пору лучше было тоже не трогать, хотя
кто-то осмелился заметить, что Германия в его эпоху была все же немного
иной, чем при Гинденбурге. И потому на площадях и эстрадах, в парках и на
уличных перекрестках чередовались увертюры к "Цампе" и "Вильгельму Теллю",
"Эльзасские сцены" Масснэ и "Родина" Паладиля, "Тореадор и андалузка"
Рубенштейна - в репертуаре должен был присутствовать и русский автор - и
"Серенада" Викторина Жонсье, серенада, которая перестала быть "венгерской",
ибо мы находились в состоянии войны с Центральными Державами, и по тому же
самому "Венгерский марш" Берлиоза с его ошеломительным барабанным боем
преподносился просто под названием "Марш"...
Суматошный и веселый день: спиртное кувшинами, телячьи туши над огнем,
жареный маис бесплатно, пиво большими бочками, игрушки для бедных детей,
ленточки и бантики, хоры в Национальном Пантеоне, богослужения во всех
церквах, танцы у семейного очага и в питейных заведениях, на улицах и в
публичных домах -под аккомпанемент всех пианол, фортепьяно, граммофонов и
маракас, бродячих музыкантов. Сплошь музыка и радость в ожидании
торжественного открытия Капитолия, где, в Великом Полукружии,
176 соберутся Члены Правительства, Командующие всеми родами войск,
Дипломатический корпус и элегантная Публика, тщательно процеженная,
обрамляемая и обозреваемая легионом агентов, хранителей нашей Безопасности,
облаченных по сему случаю в смокинги, слишком одинаковые, чтобы отличаться
от форменной одежды.
Настал час пышного празднества, где были выставлены напоказ все
парадные мундиры, эполеты, золотое шитье и ордена: Орден Изабеллы
Католической, Карла III, немало орденов Почетного легиона,
"Honni-soit-qui-mal-y-pense" (Да будет стыдно тому, кто дурно об этом
подумает (фр) и других подвязок и крестов, изобретений Густава Адольфа, и
даже таких экзотических знаков отличия, как "Дракон Аннама", "Орден Водяной
лилии" и "Арки победы", недавно пожалованные нашим высшим должностным лицам.
Прозвучал Национальный Гимн, и на трибуне появился Глава Нации, да,
действительно, тем вечером он имел поразительно самодовольный и внушительный
вид - при всех регалиях, соответствующих его Высокому чину. Речь свою он,
как всегда, начал в замедленном темпе, сопровождая ее жестами заправского
актера и не менее заправского оратора и законченного адвоката, рисуя точную
и грандиозную схему нашей истории с времени Конкисты до Независимости. И те,
кто ожидал с затаенным злорадством услышать его обычно цветистую
словесность, его замысловатые эпитеты, его страстные призывы, были
ошеломлены, услышав, как изящно он перешел от вполне сдержанного обращения к
памяти об эпическом прошлом к сухому миру цифр, которые он стал выкладывать
с педантичностью экономиста, чтобы показать ясную и убедительную картину
национального процветания, хотя оно и совпало - здесь наконец его голос
дрогнул от волнения, - совпало с решительной попыткой разрушить великую