"Алехо Карпентьер. Превратности метода" - читать интересную книгу автора

Греко-Латинскую культуру, которая зародилась где-то на заре человечества. Но
эта великая культура будет спасена. Уже недалека победа наших духовных
прародителей, и она сохранит непреходящие культурные ценности, которым там
грозит опасность и которые воссоздаются в невиданном блеске по эту сторону
Океана. 177
И любуясь, и приглашая полюбоваться сим грандиозным строением, где
находились гости, сим воплощением в камне мраморе и бронзе классических
заповедей греко-латинской - Витрувий, Виньола, Браманте - архитектуры, Глава
Нации ускорил ритм своей речи, наращивая ее бравурность, размашисто
жестикулируя и внезапно возвратясь к тому пышно орнаментированному,
помпезно-барабанному стилю, над которым так потешались его противники. И,
завершая свое обращение к Той, что, будучи Вершиной всего Разума и всей
Мудрости, должна была быть превыше всех и вся - даже самой Республики - в
этом только что возведенном Общественном храме, он разразился следующей
вдохновенной тирадой: "О, Богиня Афина, идеал, воплощаемый гением
человеческим в великих произведениях искусства, я предпочитаю быть последним
в твоем обиталище, чем первым в прочих местах! Да, я восстану из стилобата
твоего храма, я отрину всякое наставление, кроме твоего; я стану жить
стилитом на твоих колоннах и устрою себе келью на твоем архитраве. Но - как
это ни трудно! - во имя тебя я сделаюсь, если смогу, нетерпимым и
пристрастным! (Публика затаила дыхание.) Я буду, может быть, несправедлив,
но именно ради справедливости и ради тебя; и я никогда не перестану быть
слугой ничтожнейшего из твоих сынов. Я буду прославлять, восхвалять нынешних
обитателей земель, которых ты дала Эрехтею. Я приложу все свои силы, чтобы
любить их, даже с их грехами, и заставляю себя видеть в них- о Гиппий! -
потомков тех всадников, что торжествуют там, наверху (палец вверх), свою
бессмертную победу в мраморе твоих рельефов..."
На этом речь Главы Нации, кажется, закончилась. Публика, стоя,
разразилась бурными аплодисментами. Однако Перальта, сидевший на месте
секретаря лицом к залу, чтобы иметь в поле зрения Дипломатический корпус,
заприметил, как Посол Франции толкнул локтем Посла Англии, когда зазвучал
призыв к "Богине". При слове "стилобат" толчок Посла Англии уже отозвался в
боку Посла Италии, а после "стилита" и "архитрава", Эрехтея и Гиппия локти
ритмично заработали во всех направлениях - от посла к поверенному в делах,
от посланника к атташе по культуре и т. д., пока наконец худосочный Торговый
Советник-японец,
178 который вздремнул, убаюканный звуками незнакомого языка, чуть было
не слетел со скамьи от тычка в ребро, подобно тому как последний в ряду
шарик отскакивает в воздух от щелчка такого же соседнего шарика, в свою
очередь, получающего по цепи заряд механической энергии от какого-то
изначального импульса при проведении физических опытов. На свет выпорхнуло
множество платочков, чтобы прикрыть гримасы смеха и только для вида
промокнуть пот на лицах, ибо тем вечером вовсе не было жарко: дул северный
ветер, охлажденный снегами Вулкана-Покровителя. И как раз в этот момент
Глава Нации, восстановив тишину смиренным наклоном головы, сказал, что он
"сейчас особенно благодарен за аплодисменты, так как они служат выражением
признательности знаменитому Эрнесту Ренану, чье "Моление на Акрополе"
включает прекрасный фрагмент, который только что был текстуально
процитирован, ибо полностью отвечает его (Президента) внутреннему, душевному
состоянию в этот торжественный вечер..." Снова раздались аплодисменты, на